Огромный и, разумеется, круглый цирк – наполовину из стекла, наполовину из бетона, – возлежал на невысоком холме. Вид цирка никак не соответствовал старинным зданиям Лондвисса. Цирк выглядел современником моих родителей. Тот цирк выдавал зрячим главную тайну Офширно.
Я озадачилась вопросом: «Куда глядит королева?! Разве таким явным признаниям есть законное место в нашей стране?!»
Возница гаркнул что-то у меня за спиной. И пустил лошадь вниз, с холма. Кэб укатил прочь. А я осталась бродить перед семью стеклянными входами.
Я невольно поежилась от сознания, что фортеля-следопыта – нигде не видно, а значит, подмоги ждать не стоит. Возница сбил мою охрану со следа!
Цирк пугал меня не размером, а молчанием. Вокруг стояла совершенная тишина.
Вдруг, откуда ни возьмись, ко мне спикировал ворон-угольщик. Каркнул мне в лицо, ощутимо задел крылом мою шляпку. Я оглянулась на птицу, оправляя вуаль. Ворон бесследно исчез, точно его здесь и не было.
– Леди Глэдис права! Надо было заранее выпить валерьянку! – сказала я вслух.
Одна из стеклянных дверей цирка отошла в сторону. Сама по себе.
Я, сморгнув, шагнула внутрь здания.
И, на всякий случай, проговорила:
– Вечность, помоги!..
Как показали дальнейшие события, улаживать дельце с шантажом Вечность предоставила мне самой, лично...
Мне чудилось, что цирк расширяется – с каждым проведенным в нем мигом. Потолки уносились всё выше, полупрозрачные стены отступали всё дальше. Я ощущала себя гномкобом, потерявшимся в сиреневой бесконечности.
Я долго бродила, отыскивая какое-нибудь живое существо.
Пустые, тускло блестевшие кафелем и металлом буфеты и вестибюли; раздевалки, скалившие острые крюки, – всё там вызывало во мне неспокойное чувство. Чувство нереальности видимого.
Все внутренние двери, преграждавшие вход в зрительный зал, оказались запертыми. Потеряв голову от досады, я спустилась в цирковой полуподвал, где должны были обитать служители цирка. Но не обитали.
Я решила, что шантажист меня попросту разыграл. И успокоилась. Как ни крути, а приятнее оказаться целью шутника, чем целью шантажиста!
Я облегченно выдохнула. И тотчас услышала сиплое:
– Пардон за опозданье! Где мои бабки?!
Нахальная рожа горбатого коротышки приблизилась ко мне. На шантажисте красовались рыжий синтетический парик и красный нос клоуна.
– Что именно вам известно обо мне, сударь Бы-Ры? – продолжила я беседу.
Шантажист неприятно засмеялся.
– Быстрый Рыжик – моя кличка. А имя – Шутсним. Где деньги, Ма-Ро?
Я медленно открыла сумочку. Показала банкноты. Даже пошуршала ими.
– Шутсним – весьма точно сказано! Мать ваша, видимо, была – гадалка! – насмешливо произнесла я. – Руки вверх, негодяй! Иначе я так и решу про вас: шут с ним!
Шантажист выронил из рук шутовскую красную гармошку. Потому что даже отпетый клоун теряет чувство юмора, когда видит нацеленный на себя ствол.
– Выкладывай, мерзавец! Что ты обо мне знаешь?! – прорычала я с яростью. И откинула с лица вуаль, чтобы лучше видеть цель. – Рыпнешься – я стреляю!
Еще накануне леди Глэдис зарядила для меня красный-прекрасный пистолет сударя Томаса. Мы – две вдовы – скрыли от мужчин-защитников мой личный запасной план.
На серебряной чеканке рукоятки птица-секретарь не зря старательно добивала змею. Птица подавала мне отличный пример! Когда потребовалось, мой палец охотно прилег на позолоченный спусковой крючок.
– Что. Ты. Гад. Обо мне. Знаешь?! – разделяя вопрос на части, прорычала я.
Шантажист взвизгнул, подскочил на месте. И бросился наутек.
Раздосадованная гадом, я, что было духу, погналась за беглецом. Левой рукой я крепко держала сумочку, правой – размахивала пистолетом. Внезапно раздался оглушительный выстрел – мой палец схулиганил.
Шантажист ойкнул – и метнулся в низкую дверцу. Я бросилась следом. Протаранила носом тяжелую пыльную занавеску. И выскочила – к рыжей морде коня.
Конь дико заржал, взбрыкивая тонкими ногами. Я едва успела увернуться от удара копытом.
– Да что такое, рыжий?! – крикнула я. – Тебя-то кто трогал?! Это я тут – кругом в обидах!
Не знаю, что понял конь. Но угомонился он моментально.
Я увидала, что мы с конем – в боковом проходе, близ выхода на цирковую арену. И выбежала на свет, странно дрожавший жидким серебром. И ахнула.
Над усыпанной опилками, красноковровой ареной крутился дискотечный шар. Серебряные чешуйки света орошали площадку сказочной красотой – грезами юных русалок.
Пустые зрительские ряды сливались в полутьме с лестницами. Под дождик жидкого серебра попадала только арена.