На что ж им тогда мистер Смит, как не на то, чтобы носиться по всей округе, выполняя поручения господ?!
Сара бочком прошла в двустворчатую дверь и оказалась в поместительной кухне. Никто ее даже не заметил. В гулком, просторном помещении царила сумятица. Девушка заметила повара в синей куртке, тот расхаживал, заглядывая под крышки кастрюль. Три кухарки резали лук и крошили порей, слуги то и дело вбегали и выбегали. Ароматы ошеломляли: и мясо, и вино, и томящееся на огне варенье. И тут к ней подлетел лакей – высокий, в нарядной ливрее и пудреном парике.
– Простите… – Он замолчал и отступил.
Лицо у него было очень смуглое. Сара украдкой взглянула на руки: вдруг такие же коричневые, как лицо. Но на нем были белые перчатки, так что проверить не удалось. Закусив губу, Сара снова подняла глаза: лакей был поразительно хорош собой – и поспешила отвернуться, потому что смотреть на человека в упор неприлично. С пылающими щеками она уставилась себе в ноги.
– Не могу ли я быть вам полезен?
Слова были английские и произнесены на весьма благородный манер. Не решаясь встретиться с ним взглядом, Сара вынула тщательно составленное письмо миссис Беннет и протянула ему:
– Для… для мистера Бингли.
– Вы подождете ответа?
Она кивнула. Но лакей не трогался с места, и ей пришлось снова на него посмотреть. Глядя на нее темными, словно кофейные зерна, глазами, лакей еле заметно улыбался. Ее щеки заполыхали пуще прежнего.
– Счастлив узнать это. – Отвесив поклон, он удалился.
Неужели этот человек из тех, кого называют чернокожими, хотя на самом-то деле кожа у него коричневая? Африканец? Но африканцы все в шрамах, черные, что твои чернила, полуголые и в цепях. В доме приходского священника ей доводилось видеть таких на медали, висевшей в холле: «Разве я не человек и не твой брат?»[3] Этот совсем иное дело: безупречен в своей ливрее, кожа у него совсем не исполосованная, а, наоборот, восхитительно гладкая и чистая. Признаться, она ненамного темнее, чем у мистера Смита или любого местного фермера, работающего в полях под августовским солнцем. Правда, их загар к зиме выцветает, к тому же доходит он только до ворота рубахи и края засученных рукавов…
Сара прислонилась к стене, чтобы не мешаться под ногами. Видно, очень уж дальний здесь путь наверх, к господским комнатам. А может, мистер Бингли все никак не решит, хочется ему встречаться с семейством Беннет за семейным обедом или нет. Зеленовато-желтая штукатурка приятно холодила ладони. Девушка наблюдала, как хлопочут слуги, и от души порадовалась, что ей не нужно включаться в эту суету. Повар остановил незерфилдскую экономку, миссис Николс, и с издевкой распекал за что-то. Должно быть, новые хозяева привезли его из Лондона: в здешних краях поваров-мужчин отродясь не бывало. Миссис Николс оправдывалась, конфузилась, умоляюще воздевала руки, и Сара отвернулась: вряд ли экономке хотелось бы, чтобы в эту минуту ее видели посторонние.
Вернувшись, темнокожий лакей протянул ей небольшое письмо, сложенное и весьма небрежно запечатанное, с торопливо нацарапанным адресом.
– Надеюсь, что на ответ последует ответ, – произнес он.
Сара не нашлась, что на это сказать. Сделав книксен, она поспешно ретировалась.
– Так он не приедет?
– Его даже не будет в поместье. – Новость вызвала общее волнение. – Он уезжает в Лондон!
Да еще так внезапно, будто это пустяки какие-то, будто позволительно проделывать подобные вещи каждый день!
– Кажется, он собирается заехать за кем-то, чтобы привезти сюда на бал.
– Разъезжать туда-сюда – пустое это! – отрезала миссис Хилл и посетовала: – А я-то уже заказала мясо.
– Что ж, эти Бингли с их деньжищами могут позволить себе разъезжать, – заметила Полли. – Все так говорят. Я слыхала, их папаша торговал сахаром. А на сахаре можно уйму денег заработать.
Джеймс полировал столовое серебро. Саре следовало бы чувствовать благодарность, ведь он спас от этого занятия ее. Однако ей было обидно: разве плохо она справлялась со своими обязанностями, что ее работу перепоручили новенькому?
– Должно быть, очень выгодное дело, – сказала миссис Хилл. – Без сладкого никто обойтись не может.
– Мне бы тоже хотелось торговать сахаром, – мечтательно вздохнула Полли. – Вы только представьте!..
3
Девиз антирабовладельческой кампании, начатой в Британском парламенте в 1787 году. Речь идет о медали с этими словами работы известного художника Джозайи Веджвуда.