Она извлекла на свет поплиновое платьице с вышивкой – закрытое, с длинными рукавами. На кремовом фоне переплетались тонкие зеленые стебли, алели крохотные бутоны роз. Сара сама кроила и шила это платье два года назад, тогда оно было прелестным и с тех пор не стало хуже; стирая, отжимая и гладя его, она неизменно восхищалась. А потом Элизабет положила рядом серовато-зеленое нарядное платье, отороченное белой бархатной лентой. Перед стиркой ленту каждый раз приходилось отпарывать, чтобы зеленая ткань не полиняла на бархат.
– Вот, – сказала Элизабет. – Выбирай, какое захочешь.
– Правда?
– Но только одно, а то Полли обидится, – добавила Джейн. – А ничего из нашего ей пока не придется впору.
– Надо попросить Китти или Лидию отдать ей платье.
Джейн улыбнулась:
– Лидия бы отдала.
– О, Лидди отдаст что угодно любому, кто попросит.
Из комнаты Мэри раздались звуки фортепиано, раскаты гамм и арпеджио, а из комнаты напротив – приглушенный смех младших барышень. Сара тихонько подняла платье из вышитого поплина, перекинула через руку и, присев в книксене, поблагодарила, пока не передумали. От восторга у нее захватило дух.
Элизабет кивком указала на лежащую на столике книгу:
– Если хочешь, можешь взять почитать.
Сара нагнулась, всматриваясь в заголовок. «Памела», – прочла она.
Наконец Элизабет и Джейн, наряженные и причесанные, попрощались с Сарой. Выпорхнув из комнаты, они неслышно сбежали по лестнице вниз. Сара, благоговейно отложив свою обновку, собрала щетки и гребни, сгребла шпильки и ленты, разгладила смятое покрывало. Теперь, после ухода юных леди, комната казалась скучной, серой и потерявшей смысл. Какие они обе чудесные, так и светятся. А Сара – она думала об этом, шагая по коридору для слуг и поднимаясь на чердак, чтобы повесить на вешалку новое приобретение, – Сара была всего лишь тусклой тенью, из тех, что пляшут на свету, стараясь удержаться и не пропасть во тьме.
На кухне мистер Смит, вытянув ноги у очага, жевал яблоко, такой чопорный в своей ливрее. Встретившись глазами с Сарой, молча отвернулся и снова захрустел.
– Где миссис? – спросила она.
Он проглотил кусок и только потом ответил:
– Наверху, у мадам.
Сара не стала задерживаться, прошла через кухню прямо вниз, в синеватые потемки судомойни. Там на дощатом настиле сидела Полли, вытянув перед собой ноги в башмаках и уперев их в стенку. Сара незаметно скользнула вниз и уселась рядом. Это был их общий секрет: в разгар суеты и беготни здесь бывало относительно спокойно и удавалось улучить минутку для отдыха.
– Ты никогда не думала, – спросила Сара, – что было бы хорошо куда-нибудь отсюда уехать?
Полли вскинула брови и прижала палец к губам: из кухни донесся голос миссис Хилл – она вернулась и спрашивала, где девушки, – и ответ мистера Смита.
Сара понизила голос до шепота:
– Я вот о чем: хорошо бы оказаться в таком месте, где можно просто жить себе и жить, чтобы не приходилось с утра до ночи работать. Пожить там одной и чтобы никто ничего от тебя не хотел и не ждал – пусть хотя бы на время, хоть ненадолго.
Полли, выгнув узкие плечики, прижалась спиной к кирпичной стенке дымохода. По другую сторону его пылала кухонная плита, а значит, было тепло и сухо.
– Полно тебе ворчать да жаловаться, – шепнула она. – Еще услышит кто.
Малышка Полли пережила морозную январскую ночь в корзинке на пороге фермерского дома, выдержала сомнительную заботу приютской кормилицы, провела несколько голодных и суровых лет в работном доме и со всем этим справлялась в одиночку. Она и выжила-то, думала Сара, только потому, что не догадывалась, насколько это трудно, почти невозможно. Еще это означало, что Полли неспособна грустить о прошлом, горевать или о чем-то мечтать. Нечего было и пытаться искать ее сочувствия, ведь нынешняя жизнь явилась для девочки – и, по-видимому, навсегда – пределом мечтаний: в прошлом у нее не осталось никаких сладостных воспоминаний.
Саре же хотелось снова погрузиться в грезы, окрашенные лучами летнего солнца и расплывчатые от теней: вот куры толкутся у деревенского дома рядом с маленьким мальчиком, который еще не носит штанишек. От него пахнет молоком и немножко мочой. Вот женщина в красном платье, она снимает ее с коленей, опускает на землю и целует. Мужчина сидит в доме у работающего станка, на раме подрагивает книга; он неловко поднимается, встает со стула… А вот она лежит в своей кроватке, рядом теплым клубочком свернулся братик, и прислушивается к голосам родителей в темноте. Голоса звучат, сплетаются, скрепляя и удерживая весь мир.