– Но вы, как профессиональный разведчик, должны меня понять, сэр…
– Что я должен понять?
– Что все это неспроста. А если об этом узнают враги?
– Но я не могу допустить и мысли о предательстве нашего уважаемого союзника, – возмутился Баташов. – Как вам это могло прийти в голову?
Джилрой замялся, не зная, как реагировать на искреннее возмущение русского генерала.
– А вы знаете, что для того, чтобы Россия и не думала о сепаратном мире с немцами, французы готовы на все… – сделав вид, что сболтнул лишнее, осекся британец.
Баташов сознательно построил эту беседу так, чтобы выпытать у союзника больше того, что тот хотел ему сказать. И он не ошибся.
Взяв явно растерянного британца под локоток, он решительно повлек его к своему номеру и, только плотно притворив за собой дверь, грозно вопросил:
– О каком это сепаратном мире вы говорите, сэр?
– Сэр, я рассказал вам лишь о том, что сказал мне накануне Ля-Гиш, – нерешительно пролепетал Джилрой, – больше я ничего не знаю.
– Но, сэр, я знаю вас, как истинного друга России и джентльмена, – подсластил пилюлю контрразведчик, – и поэтому хочу услышать от вас правду и ничего, кроме правды.
Поняв, что так просто генерал его из номера не выпустит, Джилрой, задумчиво покручивая свои пышные рыжие усы, кисло улыбнулся.
– Сэр, от Ля-Гиша я узнал, что перед отъездом в Ставку он получал инструктаж от своего генерала Амада, который и сообщил ему, что по инициативе немцев идет тайная переписка с людьми, близкими к императору. В подтверждение этому Амад ознакомил его с содержанием письма императрицы к своему брату великому герцогу Эрнсту Людвигу Гессенскому, в котором она просит его решить с Вильгельмом вопрос о необходимости гуманного отношения к русским военнопленным и в то же время намекает на стремлении России к миру и даже предлагает ему стать посланником мира. Амад дал указание Ля-Гишу настраивать офицеров Ставки на войну до победного конца и всячески препятствовать возможным сепаратным переговорам. Поэтому действия француза сегодня трудно предсказать…
– Возможно, Амад через Ля-Гиша просто хотел ввести вас в заблуждение, как ввел в заблуждение командующего десантной операцией в Дарданеллах генерала Гамильтона, завысив боевые возможности своих сил и средств.
– Вы имеете в виду нашу безрезультативную высадку в Галлиполи?
– Именно это я и имею в виду, – ответил Баташов. – Хотя, анализируя ход этого кровавого сражения, можно с полной уверенностью сказать, что и Гамильтон не без греха, ибо подготовил операцию наспех.
– Мне трудно судить о военной стороне дела, – задумчиво изрек майор, – но я с уверенностью могу сказать, что в отличие от сухопутной агентурной составляющей морская разведка была поставлена там из рук вон плохо. Я слышал, что Ставка готовит в Дарданеллах свою десантную операцию. Будучи в Одессе, я видел, как солдаты тренируются в посадке на транспорты и корабли…
– Возможно, – многозначительно взглянув на британца, промолвил Баташов. – Только вы перепутали восток на запад.
– Неужели идет подготовка к выводу из войны Болгарии? – обрадованно воскликнул Джилрой. – Надеюсь, что это вскоре поубавит пыл не только болгар, но и немцев.
– Возможно, – неопределенно ответил генерал, – но меня сегодня больше волнует, насколько достоверна информация о так называемых сепаратных переговорах.
– Других данных у меня нет, сэр – с вызовом отрезал майор, то ли от злости на себя, то ли от вырвавшейся внезапно лжи наливаясь кровью.
– А вы, оказывается, не джентльмен, сэр, – бросил Баташов в лицо Джилроя обидные для любого англичанина слова.
– Вы задели мою честь, сэр! – взревел британец. – Такие слова смываются только кровью!
– А я не буду с вами драться, – с деланым равнодушием ответил генерал, – потому что вы еще лет двадцать назад лишились своей офицерской чести.
Ошарашенный больше спокойным тоном, которым были произнесены эти страшные слова, чем самим фактом, британец побагровел. Казалось, еще минута – и его хватит апоплексический удар.
Баташов подвинул стоящее рядом кресло, и майор обессиленно рухнул на мягкую кожаную подушку.
– Выпейте воды, – генерал подал Джилрою стакан содовой.
Тот судорожно его схватил и несколькими глотками осушил полностью. И только после этого вперил свой ненавидящий и в то же время обескураженный взгляд в лицо русского генерала.
– Двадцать лет назад я служил в Индии, – недоуменно провозгласил он, – в России я в то время не был.
– А вы вспомните княжество Читрал, высокогорную крепость и то, как вы, поклявшись Аллахом, направили мой экспедиционный отряд по самому короткому пути в Кашмир, а на самом деле кинули нас в ад. Я понимаю, что на Памире мы находились по разные стороны баррикад в вашей большой игре, но тем не менее я да и никто другой из русских офицеров не стали бы поступаться своей честью, с тем, чтобы отправить на погибель целую экспедицию. Из-за того, что вы заранее предупредили британского агента в Кашмире, чтобы он не выдавал нам разрешения для прохода по территории этого княжества, экспедиционному отряду пришлось преодолевать высокогорную пустыню, где от холода и голода погибли люди. Только части отряда удалось достичь Туркестана. Высочайшим именем было проведено расследование. Вердикт следственной комиссией был вынесен суровый, но справедливый: в случае появления вас и вашего сообщника в Кашмире на территории Российской империи, вы непременно будете привлечены к суду. Ваше счастье, что я еще не успел обнародовать этот убийственный факт вашей биографии. Но, если вы и дальше будете молчать, мне придется сообщить о вашей неблаговидной роли, чуть ли не приведшей к гибели военной экспедиции, государю, и тогда меньшее, что вас ожидает, это позорное увольнение из армии, без пенсии и пособия. Вам все понятно, сэр?