– Я хотел передать его своему шефу, генералу Ноксу. Теперь письмо у вас. Я поступлю так, как скажете вы. Но я хочу предупредить вас: вполне возможно, что Папке работает и на французов. Это очень изобретательный и ловкий офицер, к которому очень подходит ваша пословица, – майор вытащил записную книжку и, полистав ее, процитировал: – «Ласковое дитятя, двух маток сосет». Французы не преминут раздуть мировой скандал, и эта информация станет достоянием общественности. Кстати, Ля-Гиш уже что-то намекал мне о возможных действиях своего правительства в случае получения доказательства о начале сепаратных переговоров.
Баташов прекрасно понимал, что листок, исписанный корявым почерком британца, не сможет послужить подтверждением предательства штабс-капитана Папке. Кроме того, он обещал не раскрывать только что завербованного им британского агента, майора Джилроя. Генерал решил спрятать компромат на государыню, написанный рукой британского разведчика, в сейф. Так, на всякий случай, чтобы майор и не думал вести с ним двойную игру…
– Вот и все, – сказал Баташов, – будем считать, что никакого письма не было… А чтобы не навредить союзнической дружбе наших держав, я хочу поставить вас в известность, что намерен организовать за Папке и остальными названными вами офицерами негласное наблюдение и рекомендую вам больше с ними не встречаться. Постарайтесь найти предлог для того, чтобы немедленно выехать в Петроград, а там я найду вас, и мы продолжим нашу беседу о заговоре и заговорщиках…
На достаточно осторожный вопрос Баташова о том, насколько можно доверять штабс-капитану Папке при планировании оперативных контршпионских мероприятий, генерал-квартирмейстер Пустовойтенко чуть ли не взахлеб начал перечислять достоинства этого офицера:
– Вы же прекрасно понимаете, что на эту должность я не могу рекомендовать абы какого человека, – сказал он в заключение. – Папке я знаю еще с пеленок, – как последнее самое веское доказательство надежности своего протеже добавил он.
– А что у вас есть какие-то сомнения в нем? – после непродолжительной паузы, спросил Пустовойтенко окинув Баташова подозрительным взглядом.
– Не кажется ли вам, что оный офицер допущен к слишком многим тайнам Ставки? – ответил контрразведчик.
– Не кажется! – категорично заявил генерал-квартирмейстер. – Я ручаюсь за него, как за самого себя…
Баташов, прекрасно понимая, что любое бездоказательное подозрение, которое он сей момент представит Пустовойтенко, вызовет у того только еще большее раздражение и может навсегда испортить их отношения, не стал продолжать эту щепетильную тему, решив втайне от него лично заняться штабс-капитаном.
– Михаил Саввич, – доверительно начал он, переводя разговор в другую плоскость, – я знаю, что разбор архива Ставки – это важная и нужная работа, могущая в дальнейшем предотвратить многие недочеты и ошибки нового руководства войсками. Но я боевой офицер и хотел бы применить свои знания и опыт на фронте. Если нет работы по моей основной специализации, то я могу командовать бригадой, полком, батальоном, ротой, наконец…
– Я прекрасно вас понимаю, – нетерпеливо прервал Баташова генерал-квартирмейстер, – и уже имел разговор с Михаилом Васильевичем о вашей дальнейшей службе. Хочу обрадовать вас. Генерал Алексеев ходатайствовал перед Его Величеством о назначении вас вторым генерал-квартирмейстером штаба Северного фронта. Мы решили, что первый генерал-квартирмейстер будет заниматься только разработкой и планированием стратегических операций, а вы будете отвечать за разведку и контрразведку…
Эта неожиданная весть одновременно и обрадовала Баташова, и в то же время смутила. Конечно, он был искренне рад тому, что на смену рутинной штабной деятельности придет захватывающая и жизненно важная работа на достаточно знакомом участке военных действий. И в то же время он, зная, что командующим фронтом назначен генерал-адъютант Рузский, по своему прежнему опыту представлял, как нелегко будет наладить действенную работу спецслужб.
– Я вижу вы не очень-то и рады своему назначению, – удивленно произнес Пустовойтенко, явно ожидая от генерала бурной радости и искренней благодарности в свой адрес.
На невозмутимом лице Баташова промелькнула мимолетная улыбка.
– Я благодарен за вашу заботу обо мне, – как можно искренне промолвил он, – и прошу вашего ходатайства о переводе в Псков некоторых моих прежних помощников из штаба Западного фронта, которые хорошо знакомы с оперативной обстановкой на севере Польши и в Прибалтике.
– Вот за что я вас, Евгений Евграфович, уважаю, так это за вашу хватку. Вы сразу «берете быка за рога»! Хорошо, я даю вам полный карт-бланш и непременно удовлетворю вашу просьбу, но остальных офицеров покорнейше прошу отбирать уже на месте.