Вскоре, получив подкрепление, густые цепи австрийцев, волна за волной, одновременно повели наступление на позиции вахмистра Стронского и в сторону обрыва.
– Ваше благородие, сюда бы пару пулеметов, – мечтательно произнес ефрейтор Жданов, – мы бы им показали, где раки зимуют и кто такие гусары. И полк бы заставили бежать.
«Этих надо подпустить поближе, чтобы бить поточнее», – подумал я, глядя, как быстро тают запасы патронов. У меня осталось уже меньше половины носимого боекомплекта.
– Прекратить огонь! – крикнул я, и гусары послушно отложили в сторону карабины. – Подпустим поближе. Стрелять только по моей команде.
Подпустив вражеские цепи еще на сотню метров, скомандовал:
– Постоянный, под цель, пли!
Последовал короткий выдержанный залп, следы которого стали видны сразу. Поредевшая почти наполовину первая волна остановилась в нерешительности, но, подгоняемая офицерами и фельдфебелями, двинулась дальше.
– Постоянный. Редко. Начинай! – снова подал я команду, и каждый охотник, пользуясь сравнительной безопасностью, самостоятельно выцеливал и стрелял во врага, благодаря чему огонь стал редким, но весьма действенным.
Австрийцы залегли и стали окапываться примерно в четырехстах метрах от наших позиций. Одновременно противник усилил артиллерийский огонь. Оставив наблюдателей, я приказал всем залечь на дно окопов. От грохота разрывов закладывало уши. Громадные сосны, перебитые снарядами, валились наземь, издавая стонущие звуки, многократно усиленные лесным эхом, и казалось, что от разбоя австрийцев стонут Карпаты.
Когда обстрел немного стих, я взглянул вперед и обомлел. Пользуясь артобстрелом, противник приблизился к позициям почти на двести метров и теперь готовился к штыковой атаке. Поискал глазами наблюдателя, но на его месте увидел глубокую воронку.
– К бою! – что было сил крикнул я. – Постоянный, под цель, пли!
Раздался недружный залп. Но австрийцы, не считаясь с потерями, уже карабкались на обрыв. Сделав еще один редкий залп и прекрасно понимая, что патроны кончились, я, бросил ненужный карабин и, выхватив правой рукой саблю, а левой наган, выскочил из траншеи.
Не ожидая команды, с саблями наголо, в свой последний бой вслед за мной пошли оставшиеся в живых бойцы.
Яростно наседающий противник уже радовался победе, когда перед ним, бешено вращая клинками, словно из преисподней, измазанные землей, черненные пороховыми газами, во всю глотку горланящие «Ура!» появились гусары.
И дрогнули ряды австрийцев. Явно соскучившиеся по кавалерийской рубке гусары, теперь вымещали на них все свои страхи, злость и отчаяние от потери боевых друзей-товарищей.
Выстрел из револьвера, взмах сабли – и два вражеских солдата повержены на землю. Снова взмах клинка и два выстрела из револьвера – и на земле корчится в предсмертных судорогах тощий австрийский офицер. Также методически и страшно мелькали клинки и в руках гусар. Упоенные боем, охотники и не заметили, как оказались на большаке в окружении отступавших от позиций вахмистра Стронского противника.
В следующее мгновение я увидел вдруг перед глазами вспышку, услышал грохот близкого выстрела и почувствовал пронзившую все тело боль…
Дальше ничего не помню. Пришел в сознание только в австрийском лазарете. Чуть заштопав раны, меня отправили в лагерь военнопленных. Только со второй попытки мне удалось бежать. Долго скитался, прежде чем вышел к своим и попал в госпиталь, но это уже другая история, – закончил Аристарх свое грустное повествование и надолго замолчал.
– Да-а!.. Нелегкая судьба выпала на вашу долю, – покачал головой Муса, – столько испытали, столько вытерпели. Зачем снова черту на рога полезли? Наверное, после госпиталя вам штабную должность предлагали?
– Предлагали, но это не для меня, – пожал плечами Аристарх. – А вам, как видно, тоже в окопах не сидится, – усмехнулся он.
– А что я, что я? – запальчиво воскликнул Муса. – Я человек одинокий, а вас, наверное, молодая супруга дома ждет.
– А как же, ждет, как и положено офицерской жене, – горделиво промолвил Аристарх, – письма почти каждую неделю получаю. Так вот, женушка моя молодая тоже спрашивает, за каким лешим я по вражеским тылам мотаюсь.
– Так вы уже в и партизанском рейде не впервой? – удивленно воскликнул Муса.
– С тех пор как прибыл после ранения в действующую армию, уже седьмой раз по тылам противника шастаю, – как о чем-то обычном, ответил Аристарх. – Наверное, и вы тоже здесь не впервой? – спросил он.