Вайдэлоту Туру и верховному вещуну Криве-Кривейте тоже. Ведь хлебом их были зрелища. И поэтому, когда Тит пришел на Перунову гору, к святилищу, где вайдэлот с двенадцатью жрецами благодарил Перуна за дождь, и спросил, нельзя ли что-то придумать, чтобы поменять однорукого Юра на одного из его братьев, Дана или Вита, вайдэлот Тур ответил, что придумать ничего нельзя. Ведь если он, вайдэлот Тур, нарушит стародавний обычай, по которому бить лопатой отца должен самый младший сын, иначе не замкнется круг и напрасной будет жертва, верховный вещун Криве-Кривейта спросит: «Если вайдэлот нарушает обычай, какой же он вайдэлот?..»
Тит давно знал вайдэлота Тура. Еще со времен, когда Тур был не вайдэлотом, а служкой великого князя Миндовга. Причем служкой с неизвестно какими обязанностями, скорее всего тайными. Лисом бегал он по Нальше, что-то вынюхивал, кого-то выслеживал. Затем внезапно исчез — и лет через пять объявился на капище под Новогрудком вайдэлотом. И объявил волю богов: всей Литве и Нальше покориться великому князю.
Когда Юр с остатками дружины, посеченной Миндовгом, возвращался из Новогрудка, вайдэлот Тур догнал их по дороге и сказал, что впереди, под Любчей, засада. Была там засада или нет, но они обошли Любчу, и Тур вернулся в Нальшу вместе с ними. Сказал, что будет в Креве молить богов за княгиню Агну. Та, силой взятая Миндовгом, осталась в Новогрудке, а молить богов за нее Тур почему-то вернулся в Крево.
Шпионом Миндовга он вернулся. Миндовг понимал, что рано или поздно князь Давмонт попробует отомстить за жену, и хотел знать, когда и как.
Тур и Титу предложил служить Миндовгу. «Ты же воин, ты же разумный человек, — сказал он, передавая Титу подарок Миндовга: полуторный, острый, как пчелиное жало выкованный тевтонский меч. — Великий князь создает великую державу, а мелкие князья мешают. И Давмонт мешает. Засел тот на дороге в Вильно. Думаешь, Миндовгу жена Давмонта нужна? Да у него таких жен!.. Он намеренно так сделал, чтобы Давмонт, который сейчас ослаблен набегами татар, голову потерял, мстить кинулся. И в слепой жажде мести на самом деле потерял голову. Помоги великому князю — и станешь его правой рукой, которая меч держит. Вот что означает подарок…»
Подарок был княжеским, кто-нибудь другой на него купился бы, но Тит был не просто воином. Он был воином верным. И сказал Давмонту про разговор с вайдэлотом Туром. Спросил: «Снести голову подаренным мечом?» — «Нет, — сказал князь. — Шепни в уши, которые растут на той голове, что мы собираемся напасть будущим летом. А мы в сговоре с Трайнатом выступим этой осенью. И всем головы посносим».
Тит сделал так, как сказал князь Давмонт. А князь сделал так, как сговорился с Трайнатом. Напал осенью и всем головы посносил, после чего вайдэлот Тур долго боялся Тита. Делал все так, как Тит говорил. Но теперь Давмонт княжил в Пскове, сам был предателем, которому Тит когда-то служил, так зачем вайдэлоту Туру бояться Тита?
— Для Тура лучше, чтоб меня однорукий лопатой бил, — сказал Тит, взойдя на Ярилову гору к верховному вещуну Криве-Кривейте. — Ведь смотреть, как однорукий отца забивает, интереснее, чем смотреть, как это делает двурукий. Скажи ему, чтобы поменял Юра на Дана.
Криве-Кривейта, сидя на склоне горы, тяжело поднял на Тита выцветшие, как бы поседевшие за долгие годы жизни глаза.
— Я вымолил дождь у богов, а ты о чем меня просишь?..
Тит хотел сказать, что лучше бы Криве-Кривейта так не старался, ведь вымолил не дождь, а потоп, после которого неизвестно, как жить. Но не сказал так. Если приходишь просить, о своем не скажешь. Поклонился верховному вещуну:
— О мелочи прошу. Богам разве не все равно, кто меня забьет?..
— О мелочи… — поднялся Криве-Кривейта. — С мелочи все и начинается. Что нужно, чтобы стена обрушилась? Из основания камушек вынуть. Вон, смотри, — показал он вниз, где у подножья горы белела часовенка, недавно возведенная кревскими христианами. — Они тоже с мелочи начинали. Однажды петуха жертвенного пожалели. А теперь?.. Отстранили наших богов! Отреклись от веры предков!.. — начал повышать голос Криве-Кривейта, поворачиваясь от Тита к дюжине людей, что стояли около часовни. И внезапно вскинул руки, перешел на крик, и слова его валунами покатились с горы на людей, на часовню, на Крево: — Так вот что скажу вам я, верховный вещун Криве-Кривейта! Воля ваша будет перемелена, как зерно в жерновах, верой новой — и развеется, как пыль дорожная. Слава ваша забудется, а имя ваше будет именем презираемых и покоренных. Потомки ваши отвернутся от крови своей и могилы ваши поруганы будут. Плоды земли вашей, кровь и пот ваши возьмут чужаки, и вы их боготворить будете. Жены и дочки ваши станут прислужницами у тех, которые вами владеть будут. Перед рабами своими согнете шеи и унизите образ свой до покорности. Смолкнут вечевые звоны в городах и песни свободы в селах. И переполнятся воды слезами вашими, воздух стонами, а земля кровью вашей. И сгинете с лица земли, если не опомнитесь и не скажете себе: земля наша — дом наш, она — могила пращуров и колыбель будущих поколений наших!..1