– А! – Эдик махнул рукой и растянулся на топчане. – За горло берет, зараза! У Ступакова Гришки баба девку опять принесла. А у него их и так три штуки. Четвертая выходит! А я – труби за него!
Он зевнул и отвернулся к стенке, ворча:
– От кукурузы от этой из ушей дым идет…
Илья разбирал сумку.
– Спросить хотел, – повернулся Эдик. – Чего такое волюнтарист?
Илья усмехнулся:
– Ну, это…
– Шпана, что ль?
– Да нет, – рассмеялся Илья. – Это человек, который действует вопреки объективным законам природы… Своевольничает, в общем.
– А…
– Стакан вина выпьешь?
– Вина? Ну, давай…
Илья уловил неуверенность и хмыкнул:
– А может, не стоит?
Эдик мучительно поворошил в затылке.
– Ладно, хрен с ним… И так спать охота. – Он вздохнул и закрыл глаза. – Вечерком если…
Илья зашел в магазин.
Женщины, толпившиеся у прилавка, замолчали и повернулись к нему. Он неуверенно поздоровался. Ему ответили – кто сдержанно, кто весело. Звонко хихикнула какая-то бабка.
Чувствуя, что смущается, Илья спросил, кто последний, и стал за девушкой в тулупе, от которого шел сильный кислый запах овчины.
Очередь двигалась неторопливо. Здесь все были знакомы друг другу, и продавщица и покупатели, все по-северному окали и вместо “да” говорили “ну”. Говорили быстро и отрывисто – Илья не понимал половины.
Наконец он оказался у самого прилавка. Продавщица подняла голову в ожидании, а женщины, искоса поглядывавшие на Илью, примолкли.
Молчал и Илья.
– Чего вам? – терпеливо спросила продавщица.
Непонятная робость вдруг сковала ему горло.
Он тупо смотрел на зеленый платок продавщицы, не произнося ни слова, одеревенев, и краска разливалась по его лицу.
И продавщица смутилась.
– Брать чего будете, ну? – повторила она грубым голосом и нахмурилась.
Илья оттолкнул соседку, выскочил из магазина и побежал по улице…
– Опять я заснула? Господи, что это со мной! Который час?
– Четверть третьего.
– Кошмар! Перед Дусей неудобно… Вставать надо, да?
– А все равно льет, носа не высунешь.
– Ты небось с голоду умираешь? А вообще, чего я переживаю, правда? Могу я хоть раз в жизни поваляться?
Вода за окном бормотала на разные голоса. Поток скатывался по желобу с крыши, бил в ржавую железную бочку, мокнувшую на углу дома.
– Саш, – сказал Илья, – может, позвонишь? Попросишь еще хоть пару дней? Шестнадцатое уже.
Она покачала головой.
– Заболей. Бюллетень сочиню.
– Конец квартала, Илюша, такая запарка. У меня отпуск за свой счет, не как некоторые…
– Я четыре года в отпуске не был.
– Меня ждал, что ли?
– Тебя.
Она взяла ладонь Ильи и легла на нее щекой.
– Сашк… – Он смотрел на нее и улыбался. – Сколько у тебя было мужиков?
– Что за глупости? – с досадой, сердито сказала она. – А если я скажу – сто? Ты оденешься и уйдешь? Так, что ли?
Илья принужденно рассмеялся.
– Чего же раньше не поинтересовался?
– Вот взъелась… Ладно тебе!
– Все-таки как ты изменился, Илья! – покачала головой Саша. – Если бы ты меня не окликнул в этой самой пельменной – в жизни не узнала бы. Другой человек… А какой ты был хороший! Ты когда на меня смотрел, у тебя лицо было совершенно идиотское. – Она выпучила глаза и приоткрыла рот. – Вот такое! Смешной… И уши торчали.
– Сроду не торчали.
– Тогда торчали. Ты же лысый был, стригли вас в школе…
– А у тебя зато коленки красные были…
– Запомнил! Они у меня и сейчас не лучше… Ты был такой милый…
– То-то замуж за Олега вышла.
– Всю жизнь поминать будешь?
– Милый… – Илья усмехнулся. – Так бы и помер в девках. Славку Розанова помнишь? Вот он меня уму-разуму и научил. Ты, говорит, книжек поменьше читай, комплиментик какой-нибудь про глазки, про ушки – и свет вырубай!
– Фу, гадость какая!
– Да… Я уже в институте учился, а все таскался со своей невинностью как с писаной торбой… Другой раз вижу – понравился. Сама придет, рядышком сядет, послушает, послушает, а там глядишь – она в коридоре с тем же Славкой целуется… И с горя вспомнил Славкину науку. Такую ересь понес! Но уж все по правилам – и про ушки, и про ножки. И пошли дела на лад прямо на глазах…
Саша умирала со смеху.
– …И оказалось, есть у тебя душа или нет – не важно. Важно знать сумму приемов. Как во французской борьбе.
– И со мной, значит, сумма приемов?
Илья ухмыльнулся хитро, а Саша швырнула в него подушку.
День застыл и не кончался, тягучий, уютный.
Временами комнату заливал сумрак, казалось, что вечереет. Потом налетал на озеро ветер, стекло дребезжало в окне, и скоро опять светлело. Ночь все не наступала.