Марго смутилась:
– Разве больше нету? Наверное, мы все выпили… Чего же ты не сказал?..
– “Мы”! – выразительно повторил он. – Хорошо, что я три бутылки заначил.
И достал их из стенного шкафа.
Марго засмеялась и принялась за еду.
– Ты не очень воображай. Между прочим, ты сегодня спишь на раскладушке. С твоими милыми сыновьями…
– Прекрасно, оставайтесь, Саша. Мне все равно сидеть, у меня чертежей охапка.
– Вкусно! Никитина, дурочка, возьми у меня кусочек… Ему-то что – бумагу пачкать, а нам с Никитиной с утра на производстве вкалывать… Знал бы кто-нибудь, до чего неохота!
– Если бы Маргоша была той самой обезьяной, мы бы прыгали по деревьям по сей день, – сказал Скобкин. – У нее на труд своя точка зрения.
– И что? По крайней мере, жила бы в свое удовольствие. Это ты произошел от обезьяны. А я – от коровы… О, еще один явился. Тоже от обезьяны… Нет, ты только глянь, Никитина, это же одно лицо со Скобкиным. Смотреть тошно… Чего тебе, зануда?
– А я не к тебе. Па, все равно не сходится.
– Проверь. Должно сойтись.
– Ну проверял уже.
– Ты хочешь, чтобы я за тебя решил?
– А ну вас! – сказала Саша, вставая. – Идем, Витька, покажи, что у тебя там не сходится…
Марго с аппетитом обсасывала косточки.
– Скобкин, зачем ты мучаешь ребенка? Ты садист. Ты хочешь, чтобы он стал отличником и попал в сумасшедший дом?
Он оглянулся на дверь и вопросительно посмотрел на Марго.
– Еще не знаю, – шепотом сказала она.
Скобкин покачал головой.
– Было бы хорошо – у нас бы не ночевала, – добавила Марго.
– Вот и все, – сказала, возвращаясь, Саша.
– Где он там напортачил?
– Секрет…
– И в кого ты положительная такая? – проворчала Марго. – Тебе бы со Скобкиным жить. Не семья, а Доска почета.
– Я не против, – сказал Скобкин.
– Я знаю, ты рад меня спихнуть. Не выйдет. И напрасно ты думаешь, что она – такой подарок…
Скобкин улыбнулся:
– А кого в цеху больше любят? Тебя или Сашу?
– Конечно меня. – Марго пожала плечами.
– Ну да?
– Правда, – кивнула Саша, усмехаясь.
– Я же баба как баба, а она с придурью. Она же у нас борец. Пенсионер, исполняющий обязанности комсомольца… Вот если путевка кому-нибудь не досталась – тут Никитина вне конкуренции. Тут вдруг ее любят – жуть прямо! Пока она эту путевку из фабкома в зубах принесет… Бобков наш только ее увидит в коридоре – и валидол под язык…
Они смеялись, а Марго продолжала невозмутимо:
– Ей же Шишкина сказала как-то… Это мотальщица у меня, Шишкина Тамарка, оторва знаменитая. И чего вы лезете, говорит, Александра Андревна? Мне бы вашу внешность – я бы безо всякого диплома в “Чайке” ездила и обедала в “Европейской”…
Из комнаты послышался громкий рев. Скобкин сразу убежал.
– Неужели ты не боишься? – пристыдила Саша.
Марго слушала, а когда плач прекратился, спросила:
– Чего?
– Что он там голову себе разобьет.
– Он хотел – я нарожала, – сказала Марго. – Оставьте меня в покое…
Ночник над кроватью освещал полное, спокойное лицо Марго на подушке. Все в нем было очерчено крупно и мягко.
Саша, завернувшись в одеяло, сидела на тахте в другом конце комнаты.
– И что теперь будет? – сказала Марго.
Саша вздохнула.
– Ох, Никитина, вечно у тебя сложности… Ты мне скажи, ты за него замуж выходишь?
– Чего ты меня все замуж гонишь? Я об этом не думаю…
Марго язвительно хмыкнула:
– Мне все ясно. Привет.
И потушила лампу.
– Ты бы мне хоть совет какой-нибудь дала, – жалобно сказала Саша.
– Спроси Скобкина, он все знает…
Среди ночи Саша вскочила. Ее бил озноб. Она стала лихорадочно одеваться.
Марго посапывала во сне. Даже на расстоянии Саша чувствовала тепло, подымавшееся от ее большого, крепкого тела.
Она скользнула в коридор. Яркий свет горел на кухне. Скобкин, сидевший над чертежной доской, поднял голову:
– Куда вы, Саша?
Он вышел к ней:
– Что случилось?
Она никак не могла отыскать свой плащ на вешалке. Скобкин прикрыл дверь в комнату, зажег в передней свет. Плащ нашелся. Скобкин внимательно присмотрелся к Саше и стал помогать ей одеться.
– Погодите… У меня в термосе кофе горячий.
Он крепко взял ее за плечи, привел на кухню. Налил кофе.
– Десять минут четвертого, – сказал он, поглядывая на нее.
Она выпила и едва не уронила чашку.
В передней Скобкин снял с крючка куртку.
– Не надо, не надо! – Она вырвала куртку у него из рук.
– Куда вы? Ночь на дворе.
Она уже бежала по лестнице.
– А поскорее можно?
Шофер сердито оглянулся.
Она стояла на площадке, прильнув к дверям. Все было тихо в квартире.