Хозяин в вязаных носках и девочка стояли в дверях. Девочка дичилась, смотрела исподлобья, а глаза плутоватые, без боязни.
– Одеялку берите, еще и другую дам. Эдуард, приволоки теть-Катину, зеленую, что в сундуке. А то – перину хотите?
– Хватит, куда!
– Дак студено ночью, не в Крыму, чай. Перина нешуточная, косточки-то погреть, ну? Заморозите жену…
Она засмеялась и лукаво и застенчиво. У нее недоставало бокового зуба, улыбка выходила щербатая, как у подростка.
– Стряпать – на дворе, печка. Растопить умеете? А то мне покличьте. Умываться вон за дверью, покажи, Эдуард. Магазин хороший, а коли повкусней чего, селедочки или колбаски, в Буяново прогуляетесь. Вина белого – в Буянове опять. Молочка, конечно, кушайте, сколько захотите…
Илья присел к девочке:
– Меня Илья зовут. А тебя как?
– Чего стихла, ну? Скажи, как зовут, спрашивают тебя…
– Она, наверное, забыла.
– Знает она, вот девка. – Хозяин принес одеяло. – Таня ее звать…
Дуся опять засмеялась:
– Она у нас смутная. То – спасу нет, а то как зверенок, стоит, не гукнет… Пожалуйста, спите на здоровье, утомились небось? Вы с Петрозаводска будете?
– Мы из Ленинграда. – Илья сел на кровать и достал бумажник. – Значит, рубль с человека, два рубля день, шесть дней – это будет двенадцать. Правильно, Дуся? И молоко. Почем у вас молоко?
– Тридцать копеек.
– Литр в день нам хватит? Саша, ты слышишь?
– Я не знаю.
– А кто знает? Ладно… Дуся, вот пятнадцать рублей, там разберемся.
– Мне не спешно, вы глядите, как вам сподручней. Ну, давайте… Дак коли надо чего, скажите, не стыдитесь…
Хозяева вышли и притворили за собой двери.
Саша в плаще стояла у окна.
– Иди сюда, – сказал Илья.
За окном виднелось озеро, прикрытое стеной дождя, и вода в озере кипела.
– Я не гордый, и сам подойду.
Они обнялись.
– Хозяева не понравились?
– Очень милые хозяева.
– А что?
Она пожала плечом.
– Ты бледная. Приляг, ты не спала толком. Откроем окно и спи. Смотри, какой дождь.
– Не хочу.
Он вынул сигареты, закурил.
– Не надо, Саш. Плюнь. Ведь это же не просто так. Это только так выглядит.
– Все равно.
– Черт, пепельницу надо попросить…
– Может, они в доме не курят.
– Курят, я видел – Эдик курил… Ну, хорошо. И что же мы будем делать?
– Илюша, мне не семнадцать лет, мне тридцать скоро. И все уже не так легко дается. Постарайся меня понять.
В глазах Саши заблестели слезы.
– Я понимаю.
Он прошелся по комнате, стряхнул пепел в горшок с фуксией. Отворил окно, постоял, вдыхая холодный, пахнущий озерной сыростью воздух.
– Только, пожалуйста, я тебя очень прошу, не называй меня женой.
– Ты моя жена.
– Ты даже не замечаешь, когда говоришь “моя жена” про Ларису. У тебя две жены сразу?
Илья коротко взглянул на нее, выбросил сигарету, присел на подоконник.
Саша подошла и положила ладонь ему на шею.
– Не сердись на меня. Я злая. Но я тебя люблю.
– Э, а вы что же, Дуся? Не годится!
– Я наливку лучше люблю, белое-то злое вино. Вы на меня не глядите. Груздочек вон цепляйте, я еще доложу.
Девочка ковырялась в тарелке с глазуньей и не сводила глаз с Ильи.
– И сколько же в месяц выходит, если не секрет? – спрашивал он.
– Почему секрет? Тот раз сто четыре вышло. Еще прежний раз – сто двадцать. А бывает, и полторы набежит.
– Ой, он вам наскажет! Полторы? Где ж полторы, ну?
– Чего, чего? Колька Михалев тот раз сколько угреб? Полторы сотни и вышло.
– Дак Михале-ев! Когда ж ты с Михалевым вровень-то получал? Людей не смеши!
– А тебе солить их, деньги? И так хватит. Здоровье, небось, не казенное.
Все засмеялись, а Дуся громче всех.
– Жить, конечно, можно, при машине. – Дуся вздохнула. – Машина-то заработает. В поле пупок драть – там шибко не разгуляешься.
– Куды храбрая какая! Много он тебе заработает, сам-то… Ты с мое на нем отсиди, с темна до темна!
– А вы в поле работаете, Дуся?
– Да дома она, с Татьяной. Языком здорова строчить…
– Ой-ой, выпил – уже себя не сознаешь. Люди незнамо что подумают, ну! Я на ферме работала, покамест в декрет не ушла. Дояркой… а после он на курсах был, опять я работала.
– Дояркой? Нелегкая работка.
– Дак разве она легкая-то бывает, коли работать?.. Что же вы не кушаете ничего? Молчите и не кушаете. Сырку попробуйте.
– Спасибо, я ем.
– Она фигуру бережет.
– Перестань, Илья… Это сыр такой? Я думала – творог.
– Это говорится у нас так – сыр и сыр. Вообще-то оно с творогу, конечно…
– А музыкантам хорошо платят? – спросил Эдик.
– Музыкантам? Ей-богу, не знаю… А что?
– Вы, значит, не музыкант?