Выбрать главу

– Уиллис Коновер, – пробормотал Толик.

– Что?

– Не знаешь? – удивился он. – Виктора Татарского знаешь?

– Который музыкальные передачи ведет?

– Ну. А у штатников Уиллис Коновер.

– Лучше пойдем куда-нибудь поедим, – сказала Маша. – Есть хочется.

Он молча взял сумку и полез наверх.

– Куда ты?

– Поесть принесу.

– А меня бросаешь?

– Магазин рядом… – Он озадаченно взглянул на нее: – Не бойся, здесь никого нет.

– Я не боюсь, – засмеялась Маша.

Когда он вернулся, Маша купалась.

– Замерзнешь, – сказал он. – Лучше иди закусывать.

– Отвернись.

Он послушно отвернулся, сел, достал продукты из сумки с красной кошкой. Вытянув нож из заднего кармана штанов, вскрыл банку балтийской сардины, нарезал колбасу толстыми ломтями.

Маша одевалась у него за спиной.

– Господи, на маланьину свадьбу натащил! А стакан где взял?

– В газировке свистнул.

Он расстелил на песке куртку, откупорил и налил густое, почти черное вино.

– А здесь правда неплохо, – сказала Маша, усаживаясь. – Вода даже чище, чем на пляже.

Он подал ей полный стакан.

– За что пьем? – спросила Маша.

– Не знаю.

– И я не знаю.

Он усмехнулся и сказал:

– Тогда – за вторник.

– Почему за вторник?

Толик замялся, но она ждала с любопытством.

– Это мужик один. Знакомый… Ну, он, когда выпивает, спрашивает: что у нас сегодня? Ему говорят: понедельник. А он: тогда за вторник выпьем, ох и тяжелый будет денек!

После холодной воды все было особенно вкусным – и колбаса, и черный хлеб, и пахнущие бочкой соленые огурцы.

– Когда я была маленькая, мама еще жива была, – рассказывала Маша, – один раз у нас воду выключили. Ночью просыпаемся – все залило, бумажки по комнате плавают и кукла. А потом приезжаем мы с отцом в Гагры, я спрашиваю: папа, откуда столько воды натекло? Это я море первый раз увидела. А он говорит: это мама опять забыла кран завернуть…

Он надорвал зубами пакет молока и слушал ее внимательно, с какой-то детской серьезностью, как будто боялся что-нибудь пропустить.

– Вино отличное, – объявила Маша.

– Восемнадцать градусов. Хорошее, говорят.

– Чего же ты не выпил?

– Неохота.

– Так не годится. Чего же я – одна буду?

– Ну, не люблю.

– Ты что, вообще не пьешь?

Он кивнул.

– Врешь! Никогда?

– Никогда.

– Тебе нельзя, что ли?

– Почему? Можно.

Он стал пить молоко из пакета большими торопливыми глотками.

– У меня отец – алкоголик, – сказал он просто.

Маша слегка смутилась:

– Может, тебе неприятно, что я пью?

– Жалко, что ли? Пей на здоровье.

Некоторое время они молча ели. Рябь бежала по желтой реке. В камышах булькало.

Он пододвинул к ней вино.

– Я больше не хочу, – сказала Маша.

Она словно боялась смотреть в его сторону. Толик дотронулся до ее руки.

– Это все – веники, – улыбнулся он.

– Я правда не хочу. Мне и так в голову ударило. Господи, как здесь хорошо! – вздохнула она. – Наелась, надышалась… Разморило меня.

– Ну и спи.

Она с сомнением глянула на песок:

– Может, правда?

Через минуту Маша уже спала, завернувшись в куртку.

Проснувшись, Маша увидела, что он сидит все в той же лягушачьей позе, задрав к небу острые колени и уставясь на реку. От воды шел горький удушливый запах.

– Чем это пахнет?

– Буксир надымил. Он тебя и разбудил.

– Который час? Домой, наверное, пора?

– Не знаю. Часов пять.

Она села и сладко зевнула.

– Как провалилась! – сказала она, встряхиваясь. – О чем это ты тут думаешь?

Смутная улыбка проскользнула в его глазах.

– Ну, скажи, – попросила Маша.

– Ночью сон приснился. Вроде мы в поезде… С отцом, – запинаясь, отрывисто заговорил он. – Он идет, я за ним. А в вагоне – никого. Идем дальше – там опять никого. Я еще думаю: куда это все попрятались? Поезд-то идет… чувствую – кто-то за нами. Я быстрей, и они быстрей. Отец впереди. Я бегом и никак не догоню. А они уже – вот. Я его за руку хвать, он обернулся – а это совсем и не он. Я как заору: батя!

Он стеснительно улыбнулся.

– Страшно… – сказала Маша. – И чем кончилось?

– А ничем. Проснулся.

Маша зябко передернула плечом:

– А у тебя отец красивый?

– Ты что! – Он засмеялся. – Шоферюга он.

Он помолчал, сдвинув брови, подумал.

– Так-то он мужик как мужик. Когда не пьяный. Раньше он в дальние рейсы ходил, всегда привезет чего-нибудь, то яблок, то еще чего. Один раз целого кабана привез…

Камыши стояли как вкопанные. Где-то у пристани скрипнула причальная цепь, жалобный металлический всхлип растворился в хрупкой тишине, повисшей над берегом.