Тем не менее, однако, мы не обошлись без встречи с бесконечно ужасными существами, хоть они и не сделали нам вреда; это были дикие волы, степные бараны, северные олени, зубры, лоси, по величине значительно превосходившие знакомые нам породы; все они принадлежали к остаткам пород, совершенно исчезнувших на земле. Многие из этих животных не были достойны даже имени, которым я их называю, за незнанием их настоящего имени, так как все они показались мне чем-то средним между исчезнувшими породами и теми, которые встречаются в настоящее время. Мы не видали там ни пресмыкающихся, ни кровожадных животных. Что же касается травоядных, большими стадами направлявшихся к луговым местам, то они лишь смотрели на нас с некоторым удивлением, не пугаясь и не отворачиваясь от нас. Они едва беспокоили себя подвинуться, чтобы дать нам пройти, и мы могли бы срисовать их, если б с нами были принадлежности для рисования.
К тому же, Назиас уделял им крайне мало внимания и не позволял мне останавливаться. Я следовал за ним неохотно, так как с той минуты, как нам не грозила никакая опасность, никто и нигде не ждал нас больше, и, когда мы исключительно принадлежали этой новой жизни, в которую мы так решительно окунулись, я, право, не понимал, чего мы еще ищем и почему дядюшка, вместо того чтобы удовольствоваться реализацией его предчувствий в границах возможного, упорствовал в преследовании химеры. Я делился с ним моими размышлениями, рискуя подвергнуться опасности, так как он сделался заносчив, лихорадочен, пасмурен, и я прекрасно видел, что в случае открытого упорства он не задумается отделаться от меня. Он едва отвечал мне, а если иногда и снисходил на объяснения, то лишь для того, чтобы горько упрекать меня за мое недоверие и самовольное затемнение моих драгоценнейших способностей.
Меня не особенно сильно поразило то, что в стране, исследуемой нами, я ежеминутно встречал новые породы всевозможных животных, растений и минералов: я должен был ожидать этого под этими градусами широты; но меня поразило то, что все эти породы росли в вышину по мере того, как мы двигались к северу, и этот факт, разрушающий все мои рациональные познания, мог объясниться лишь быстро усиливающейся теплотой климата. Тем не менее, однако, мы еще не достигли местности влажной жары и гигантского развития.
Мы достигли высоких площадок, поддерживавших турмалиновые стены. Центральная вершина снова представилась нам во всем своем великолепии, но мы не могли рассмотреть ее основания, так как оно было окутано туманом. Я сообразил, что вершина эта находится на расстоянии пяти или шести дней доброй ходьбы, если идти по прямой линии, и, предполагая также, что она занимает центральную часть острова, я сообразил, что этот остров должен иметь, по крайней мере, сто миль в диаметре.
Через два дня ходьбы, в продолжение которых мы не переставали взбираться на отлогие равнины, мы остановились на последнем возвышении, откуда весь остров развертывался у наших ног. В общем, это представляло великолепный вид. Вся эта страна обязана своим происхождением огромному подъему, совершившемуся в различные геологические эпохи. Я мог заметить следы громаднейших вулканических превращений, но в общем первобытные уступы были обнажены, и грунт осадка занимал незначительное пространство.
Через три или четыре дня мы покинули плодородные страны, населенные четвероногими. Тенистые овраги, живописные леса, раскинутые на скалах, узкие долины, орошенные быстрыми потоками и буквально усеянные цветами, уступили место таким скудным равнинам, что травоядные животные не паслись на них, и скоро нам стало невозможно больше двигаться вперед.
Вынужденные остановиться и довольствоваться портулаком и мхом, мы стали думать о том, как бы вернуться обратно и поискать более удобный спуск, как вдруг я был испуган ревом до того поразительным, что никакое сравнение с криками знакомых нам животных не может дать о нем определенного понятия. Звук этот был похож па протяжный звон набата, сливающийся со свистом паровой машины. Когда я оглядывался по сторонам, я услышал шум над моей головой и увидал, что летит что-то такое огромное, что я инстинктивно нагнулся, чтобы не быть задетым полетом этого непонятного существа.
Оно упало подле нас, и я узнал в нем индивидуума, принадлежащего к породе мегалозомов. Величиною он был с буйвола и к тому же имел плоские рога и темную шкуру. Хотя это чудовище и причинило мне сильный испуг, но я не мог удержаться, чтобы не полюбоваться им, так как во всяком случае это было красивое животное. Его шкура была покрыта мехом зеленовато-оливкового цвета с золотистым отливом, а на его спине величественно возвышался роговой нарост — признак самца. Он, по-видимому, не обратил на нас ни малейшего внимания и принялся пастись подле нас, как домашнее животное; затем он развернул свои могучие крылья в форме прозрачных плавников, и, поднявшись не более как на два или на три метра, грохнулся в нескольких стах шагах далее.