Угощать нас чем-то и как-то растягивать разговор перед процедурой осмотра он не стал. Сразу предложил перейти к делу. Уже через десять минут я почти точно знал, с чем придётся иметь дело. Во время магической диагностики я почувствовал жизнь внутри умирающего и сумел рассмотреть ауру животного, которое свило себе гнездо в правом боку врача.
– Шарлатанство, – процедил он сквозь зубы и со злостью спросил. – Ну, что ты мне скажешь, унтерменш?
– Для начала я советую тебе не грубить тому, в чьих руках находится твоя жизнь, – ответил я ему и пристально взглянул ему в глаза. Моего взгляда он не выдержал и быстро отвёл свой в сторону. – Обращайся ко мне по имени – Киррлис, или как это делает Ганс – герр знахарь или герр доктор. Теперь по поводу того, что я тебе скажу. В твоей печени живёт паразит, скорее всего, это червь размером в пять твоих ростов. Живёт уже давно, несколько лет точно. И он бы дал тебе ещё несколько лет жизни, если бы не смена климата, частые нервные переживания, недосыпания и употребления алкоголя с плохой пищей. Сейчас же тебе осталось жить несколько дней.
Тот вздрогнул, словно после пощёчины.
– Как?!. А-а, впрочем, неважно, – пробормотал он. – Чёртова Африка и её дьявольская вода, в которой даже после кипячения живут паразиты, – он вздохнул, посмотрел на меня исподлобья и спросил. – Что вы хотите от меня, герр знахарь?
В последних словах у него проскочил сарказм, на который я решил не обращать внимания.
– Вы станете работать на меня. Для этого дадите клятву на крови, – ответил я.
– Расписаться кровью? Будто душу дьяволу продаю, – скривился он, затем повернул голову в сторону штабсинтенданта. – Ганс, ты свою продал?
– Душа при мне, Адольф. Что же до работы с господином Киррлисом, то я ничуть не жалею об этом.
– Работа… вот как сейчас называется предательство своей Родины.
– Я не предавал Германию и не предаю! Я её спасаю! – повысил голос мой «кровник». – Наша страна проиграла эту войну, в которую нас втянули английские евреи. Они же сунули во власть своего ставленника – этого еврея Шикльгрубера, жалкого ефрейтора и ещё более жалкого художника! И я, как и многие настоящие сыны третьего рейха делаем всё, чтобы страна не стала той клоакой, в которую превратилась Германия после Версальского договора. Если ты видишь в этом предательство, то пусть, мне плевать! Можешь подохнуть со своей ложной гордостью и не увидеть, как великое государство, давшее миру множество учёных, музыкантов, учителей и военных окончательно будет разорвано на куски и перестанет существовать. Или встать на мою сторону и если понадобится, то умереть. Но сделать это с чувством, что принял участие в спасении Германии!
«Как же здесь не любят евреев. Интересно, есть за что или это просто точка сосредоточения мировой ненависти человечества, которому просто необходимо куда-то сбрасывать свою злость? – подумал я, слушая эмоциональную речь штабсинтенданта. – А Ганс-то, оказывается, тот ещё патриот и даже сумел найти оправдание своему служению мне».
– Как спасение Германии связано с присягой этому человеку? – доктор указал на меня.
– Если такие, как герр знахарь сражаются против нас, то не будет нашей победы, не будет счастья у немецкого народа, когда не вернутся домой лучшие сыновья Рейха, прольётся слишком много крови и слёз, – уже намного спокойнее произнёс Ганс. – У нашей армии нет ничего и никого, кто бы сумел что-то противопоставить ему. Если бы он не был против войны, то наша армия давно бы умирала от страшных болезней. Некому было бы держать винтовки в руках. Уж поверьте, я знаю, о чём говорю и хорошо представляю возможности господина Киррлиса.
– Ты убивал немецких солдат? – хмуро спросил меня Адольф.
– Да. И буду убивать дальше, пока они не покинут чужую землю, – спокойно ответил я.
– Проклятье, – едва слышно буркнул доктор.
– Добавлю ещё, что для вашего спасения придётся убить одного из ваших соотечественников. Выбора особого нет – или он, или вы, – всё тем же спокойным тоном продолжил я и решил добавить чуть-чуть пафоса и мрачности в равных долях. – В книге Мёртвых уже вписана свежая душа, твоя, доктор! – перешёл я на «ты» с немцем. – Нужна другая, чтобы её заменить.
– Мне нужно подумать, – не поднимая на меня глаз, тихо произнёс Адольф.
– Адольф!..
– Оставь его, Ганс, – остановил я своего спутника, потом обратился к доктору. – Я дам тебе времени до завтрашнего вечера. После пяти будь здесь и жди меня. Если тебя здесь не будет или ты не откроешь дверь, то посчитаю это за отрицательный ответ. Напомню, что жить тебе осталось всего несколько дней, и только я могу отвести от тебя смерть. До завтра.