«Я однажды отказал Борису, сказав, что троих в день будет тяжело провести через казематы оборотней. А теперь нужно за два дня почти шесть десятков людей обратить. Ох, боги, дайте мне сил и терпения», – тяжело вздохнул я про себя, когда представил всю сложность будущей работы.
Часовые на вышках погибли тихо и быстро. Следом отправились на небеса пулемётчики на двух постах со стороны станции. За ними пришёл черёд взвода охраны в казарме-бараке. Спустя двадцать минут к Кулебякину подбежал один из тех, кто вчера вечером вернулся в лагерь от партизан. Внешне он сильно изменился, и дело было не в здоровом облике без следов лишений, перенесённых в немецком плену.
– Товарищ майор, всё сделано, – доложился он. – Вокруг немцев нет, колючку в семи местах порезали.
Таких, как этот боец под рукой Кулебякина было пятьдесят четыре человека. Двое из отряда «Витебские мстители». Ещё трое из тех, кто три дня назад уехал на санях с Киррлисом, сообщили, что после прорыва из города, они вернутся к монголу. Сам командир «Мстителей» не пришёл. Его подчинённые пояснили, что он нанесёт удар по немецким частям в районе Витебска, чтобы увеличить суматоху среди оккупантов. Главная задача у монгола – уничтожение авиации. Если это у него получится, то военнопленные вздохнут свободнее. На этом моменте Кулебякин невольно поёжился, вспомнив налёты немецких самолётов прошлогодним летом, вой сирен пикировщиков, визг разлетающихся осколков бомб, треск и грохот пулемётов с пушками, из которых лётчики поливали красноармейцев.
– Отправляйте сани с больными по оговоренному маршруту, – ответил он бойцу. – Старайтесь провести обоз незаметно для патрулей. Из… ваших сколько будет ч… штыков?
Оборотень не обратил внимания на заминки в речи командира, который не мог привыкнуть так быстро к изменениям у своих подчинённых.
– Восемь, товарищ майор. И ещё пятьдесят простых стрелков с винтовками и пулемётами. Там четыре ручных и два крупнокалиберных выделено.
– Отлично, приступайте к выполнению.
– Есть, – козырнул тот и мгновенно растворился в ночной темноте.
Из восьмисот шестидесяти девяти человек, содержащихся в концлагере, на ногах находилось только семьсот пятьдесят. А выдержать длительный многочасово марш по снежной целине способны максимум пятьсот. «Мстители» отдали пленным четыре десятка саней с лошадьми, чтобы можно было везти больных и раненых, а не тащить их на руках, тратя на это последние крохи сил. Опять же с их слов – всё, что у них было. И Кулебякин склонен верить, так как такое количество гужевого транспорта даже в колхозах не везде имелось. Что говорить про отряд партизан, укрывающийся в лесах, который должен обеспечивать не только людей припасами, но и животных, ремонтировать сани и упряжь. Наверное, Киррлис был рад спихнуть это добро на кого-то, чтобы снять такое ярмо со своей шеи. Хотя, кто знает, как обстоят дела в его отряде? Кулебякин увидел от него столько вещей, которые ранее считал чудесами и россказнями попов, что ничему не удивиться, если узнает, что в лесу у партизан целый табун лошадей и пара мастерских по изготовлению саней и телег. Вон пулемёты. Откуда они в таком количестве у отряда монгола? Ведь там больше половины – это переделки из авиационных моделей, а крупнокалиберные и вовсе все сняты с самолётов. Странная еда, странные возможности, странные бойцы… Кулебякин с каждой новой встречей старался принимать не задумываясь новые секреты и известия о своём союзнике. Иначе просто боялся сойти с ума от всего этого.
Оборотни, идущие в первых рядах, быстро и без шума расправлялись с патрулями и постами.
– Генрих, смотри, – тихо сказал рядовой своему напарнику и указал левой рукой прямо и влево. – Волк?
В двадцати шагах впереди на краю тротуара стоял крупный зверь. В темноте было легко спутать его с собакой. Лишь огромные размеры отличали его от местных псов, которых доблестные воины Германии по большей части перестреляли ещё до нового года.
– Он.
– Откуда он здесь?
– Из лесов. Говорят, что там их столько развелось, что нападают даже на вооружённых солдат, – так же тихо ответил ему второй патрульный.
– Я думал это байки.
Солдат взялся за ремень винтовки, висевшей на плече, но замер, услышав горловое рычание и увидев, как дёрнулся в его сторону зверь. Было в нём что-то такое, отчего озябшие солдаты мёрзли ещё больше, глядя на огромного волка.
– Проклятье, – вполголоса выругался он. – Мне не по себе, Курт.
– Мне тоже.
Оба солдата, стояли перед волком, как мыши перед гадюкой, заворожённые её немигающим взглядом. И не замечали, как ещё два таких же зверя бесшумно подкрадываются к ним сзади. Пока немцы собирались с духом и договаривались по сигналу одновременно сдёрнуть с плеча оружие, оборотни атаковали. Два крупных тела весом со взрослого мужчину распластались в длинном прыжке, чтобы миг спустя рухнуть на спины патрульных. От удара весь воздух вылетел из лёгких оккупантов с тихим вскриком, который заглушил слабый ветер. Куда громче лязгнули винтовки. Что-то предпринять немцы не успели: у каждого чуть ниже затылка сомкнулись мощные челюсти с длинными клыками, которые с легкостью прокусили плоть, дотянулись до позвонков – рывок, сухой треск и на земле остались лежать два мёртвых человеческих тела.