— Не понимаю, к чему ты клонишь.
— Вас защищают, Азидал. Защищают Первые. Они ходят по лесам на границах, бьются в горах со снежными троллями. Разбойников находят мертвыми на стоянках, со стороны Серебора. Первых замечают всюду. В Альсас они не заходят, но словно окружают графство ото всех невзгод.
— Зачем?!
— Я думал, ты знаешь ответ. Раз у тебя его нет, остаются догадки. Думается мне, Первые просто устали.
— От чего, пап?
— Сколько они вынужденны бродить по свету? Сражаться, усмирять последствия войн, лить кровь чудовищ. Века, Азидал, века. Все правители уважают Первых. Но ни один не осмелится держать их подле себя. Байки про месть Хэнье не утихают.
— Если кто и пригреет Первых, так это другой Первый, — думаю вслух, — Это имеет смысл. Как думаешь, когда они придут?
— Когда ты станешь лордом, — хмыкнул отец, — Это очевидно. Проблем сразу на голову осыплется… Не завидую. Но я рад что они не лезут в дела графства. Если нет никаких испытаний, то человек слабеет, становится нежным и боится проблем. Первые знают это и поступают мудро.
Открывается дверь в кабинет. Легкие шаги. Узнаю маму. Даргал спаси! Бокал в руках! Отец сидит прямо, как кол проглотил. Мое кресло спинкой ко входу. Знаками показываю отцу, что хочу сделать.
— Дорогая, а кто это с тобой? — натурально удивляется отец.
— А? Я одна.
В момент, когда мама должна обернутся, допиваю вино залпом. Мана в руках преобразуется в стихию Воздуха. Бокал взмывает к потолку, подпрыгивает на вертикальных потоках ветра, едва не разбивается об потолок.
— А, показалось, темно там, — легко смеется отец.
— Вы сколько тут сидеть собираетесь? — мама подходит к нам, осматривает недовольно, — Середина ночи! Азидал, марш в постель!
Если встану, она учует от меня запах вина. Отец вновь быстро сообразил. Хватает маму за руку, усаживает на колени.
— Иди сынок, а мы тут с мамой немного… поговорим.
— Гидеон! — фальшиво возмущенно восклицает мама, но вскакивать не собирается.
— Спокойной ночи, — подмигиваю отцу.
Он что-то шепчет ей на ушко, мама опускает взгляд, слегка краснеет. Ерзает на коленях. Бокал плавно падает мне в руку, выхожу. Тихо притворяю дверь. Обожаю такие семейные минуты. Иду в комнату с улыбкой. Засыпаю с отличным настроением. Уверен, мне будут сниться добрые сны.
На следующий день, в обед, у ворот поместья собрались все, кто идет в поход на колдуна. Три десятка воинов барона, в серых доспехах, они весело переговариваются. Шадовид взирает на них с холодом. Трое низушников, спокойные, мрачные. Тень от рогатых шлемов закрывает глаза. Колдун не увидит в этих глазах ничего хорошего. Он покусился на святое для Кэхас. Немного в стороне от остальных собрались воины Альсаса. Два десятка ветеранов. Красные туники со следами ремонта, царапины на доспехах. Обветренные лица, серьезные. Воины стоят ровными рядами, ждут команды. Их поведет Гилан.
Я и Фрес, главная сила нашего сборного отряда. Поверх привычной одежды накинуты теплые меховые плащи. У нас по небольшой сумке за плечами, запас еды. Отец с матерью провожают. Отец ведет себя как обычно. А вот у мамы глаза на мокром месте, покрасневшие.
— Идите сюда, мальчики, — мама притягивает нас в нежные объятья, — Я все утро плакала. Не хотела вас отпускать.
— Мам, — глажу ее по спине, — Все будет в порядке.
Она отстранилась, сморгнула слезинку.
— Гидеон заставил меня понять, вы выросли, — мама осторожно целует в лоб меня, брата, — Возвращайтесь невредимыми.
Отец лишь скупо кивнул.
— Не будет вестей — через три дня брошу туда все армию.
— Мы вернемся раньше, — Фрес улыбается, — Но радует, что за нас отомстят, если что.
Мама расплакалась. Идиот, надо же было такое ляпнуть! Оставляем остальное на отца. Тянуть не стали, отправляемся в путь. До гор воспользуемся парой повозок, на ночь встанем лагерем. Дальше только пешком, как объясняли низушники.
Горы Турдум. Жители Альсаса привыкли к ним, не замечают величия природных гигантов. Мы достигли гор до того, как село солнце. Встали лагерем в маленьком леске. Весна, а горы укрыты снегом от пиков до подножия. Зубы стучат, пальцы не гнутся. Вдыхаешь стуженный воздух, будто пьешь ледяную воду, ломит зубы. Я запрокинул голову, не в силах оторвать взгляд. Горы дышат мощью, первобытной, непоколебимой. Здесь магия наполняет все, воздух, землю, снег. Почему я раньше здесь не был? Потрясающее место.
— Господин Азидал, идите к костру, — Гилан зовет меня.
Оборачиваюсь. Палатки установили, наш с братом шатер больше всех. Красный, просторный. Возле него обычные палатки воинов Альсаса. Чуть в стороне обосновались серые. Костры пылают, запах мяса плывет.
Возле нашего шатра большой костер, накидали бревен вокруг, чтобы присесть. На треногах висит котел, кипит похлебка. Охотно присоединяюсь. Гилан вручает деревянную плошку с ароматной мясной похлебкой. Горячее, то что надо! Ем, обжигая губы и язык, тепло расходится изнутри. Воины травят байки, вокруг лагеря ходят часовые.
Низушники подходят.
— Можно и нам присесть?
Места еще навалом, напротив нас вообще пусто. Но люди смотрят на меня. Улыбаюсь.
— Конечно. Для Кэхас всегда найдется местечко. И немного горячей еды.
Гилан понимает намек, через минуту низушники во всю наворачивают ложками. Сели рядом, поговорить хотят.
— Неплохой вкус! — нахваливает низушник, — А кто готовил?
— Я, — вяло махнул рукой воин с краю.
— Необычный привкус, согревает! Хочется есть и есть!
— Это семена черносливки, — оживился воин, — Если размолоть, то получится что-то вроде перца. Только они не такие дорогие. И не жгут язык, а греют. Главный фокус — правильно прогреть их перед готовкой.
— А ты хорош в этом, — одобрительно кивают низушники.
Не хитрая похвала разбивает лед меж людьми и низушниками. Воины охотно включились в разговор. Низушники травят смешные байки, от которых даже Гилан за живот хватается, смеется до слез. Народ как-то незаметно собрался у нашего костра. Места все заняли.
— Извини меня, почтенный кэхас, — склоняю голову, — Я так и не узнал ваших имен.
— А, точно, — низушник чешет нос пальцем, — Ваш барон уж больно резок был. Все ему расскажи, да немедленно. Как-то не хотелось представляться. Гном меня звать. Воин клана Турдум я. Это Малам, а это Даган, тоже воины.
Другие двое, молча кивают, не разговорчивые парни.
— Скажи мне, Гном, а что там с проклятьем? Ты говорил, подробности расскажешь, когда лагерем встанем.
— Проклятье, — Гном мрачнеет лицом, — Тяжкая это тема для нас, Первый. Но я расскажу, раз для дела надо.
— Зови меня Азидал. Мне уже порядком надоело отовсюду слышать "Первый". Словно мы и не люди вовсе.
Гном тихо отвечает:
— Для большинства кэхас, только вы — люди.
— Не будем об этом. Что не так с водой в горах?
— Не только с водой. Вино, растопленный снег, сок, все будет проклято, только переступишь границу. Минут десять отсюда в сторону гор и лучше вообще ничего не пить.
— Откуда взялось это проклятье? — Гилан подал низушнику кружку с подогретым вином.
— Хэнье. Костеухие твари. Дело было в конце войны Трех Народов. Пришли они в Турдум, заключить перемирие. Мы их сами пригласили, встретили как дорогих гостей. А когда Хэнье ушли… Мы стали умирать. Половина города опустела в одну ночь. Пока разобрались, умерло еще больше.
— А в чем суть проклятья? — получаю свою кружку с парящим вином, — Его же изучали, так?
— Изучали, пробовали снять, ничего не помогло. А суть вот в чем. Если выпьешь что угодно в Турдум, то умрешь. Тело высыхает за минуты, как от обезвоживания. Никакого спасения, нет лечения. Быстрая, мучительная смерть.
— Колдуну это, похоже, не особо мешает, — сзади громкий голос Фреса, — Налейте и мне, уснуть не могу.
— Сменим тему? — предлагаю я, — Мне вот интересно, вы как в борделе оказались?