Ящик Рабов — это куб из прутьев, и ничего больше. Вот такая простая задумка. Но внутри человеку не вытянуть ноги, ни лечь, даже калачиком свернуться места не хватит, а о желании просто встать можно забыть. Заключенный в него человек сидит на коленях или скрестив ноги, и сидит так долго. Дни, недели, месяцы…
Уже через часы покажется, что прутья становятся уже, что ящик уменьшается сам по себе и давит. Вот только давит он не на тело, а на разум. До тех пор, пока сознание не рассыплется в труху страха и бесконечной боли от застывшего тела.
Будет еще веселее, если человеку внутри ограничить возможность узреть свет. Это просто, все лишь поставь ящик в комнате без окон и щелей, в полной темноте. Особенно хороши для этого подземные казематы для пленников, настоящие каменные мешки, где воздух настолько застоялся, что кажется, дышишь чистым ядом, влажным и мерзким.
Будет еще более невыносимо, если ограничить человека в общении, в еде, даже в воде. И тогда, в темноте, не в силах сделать абсолютно ничего, сломается любой. Вот что такое Ящик Рабов.
— М-м-м, — тихонько напеваю под нос незамысловатую мелодию.
Довольно иронично размышлять о Ящике Рабов, когда сам в него попал. Когда все эти "веселые" штучки приходится испытывать на собственной шкуре.
А прутья еще и зачарованны. Я уже получил ожог на тыльной стороне ладони, когда коснулся случайно.
Темно, холодно, трудно дышать, почти не шевельнуться. Я приподнял руки, но выше груди не поднял, звякнули цепи. Кандалы в два пальца толщиной обхватывают запястья тяжелым железом. Цепи уходят вне Ящика Рабов, но даже не могу представить куда. Не видно ничего, абсолютная тьма, прутья Ящика с трудом различаю.
Мастер Контроля, граф Альсаса, великий Азидал… Гниет в заточении уже третий день, как жалкий раб, лишенный свободы по воле хозяев.
Здесь трудно определять время, и только три звука сопровождают тишину. Стук сердца в груди, мерное дыхание, редкий перезвон цепей, когда разминаю руки. Дико ноют суставы в коленях, тут никак не разогнуть ноги. Даже сидя не могу выпрямить спину, в макушку упираются обжигающие прутья. Я так горб скоро заработаю.
— Ну, я знал, на что шел, — от тишины хочется слышать хоть что-то, хотя бы свой голос.
В животе урчит, а говорить трудно, в глотке сухо, как в пустыне. Здесь давление на магию еще сильнее, чем наверху, во дворце.
Тот, кто строил мое пристанище, знал что делал. Здесь можно держать демонов, и не выставлять охрану, не сбегут даже в свой План.
Я уже пробовал использовать магию, если получается выдавить хоть каплю за пределы тела… Шкворчит мясо под обручами кандалов.
Когда их надевали, я был без сознания и сильно избит, буквально до состояния отбивной, только на жаровню положить осталось. А так бы в жизни не дал нацепить на себя кандалы с подозрительными, незнакомыми рунами. Дело рук Чародейки, без сомнения, слишком новенькие на ощупь, никакой ржавчины или царапин, только колют иголками выбитые руны. Интересная магия…
Слишком хочу пить. Железо на запястьях раскаляется, но я смог до того, как получу новые ожоги. Во рту появился шарик льда. Рассасываю его, словно величайшее лакомство в мире. Еще один бесполезный день в заточении, почему бы не побаловать себя парой глотков воды?
Слышу, как гремят засовы с той стороны, распахнулась дверь, впуская двух гвардейцев, а следом сам король Маркус!
Свет факелов слепит, подобно солнцу прямо в глаза, невольно щурюсь, как крот. Факелы развесили в держатели на стенах, впервые толком осмотрел свое пристанище.
Ничего примечательного, стены корявые, тут явно работали кирками, выдолбили в цельной породе комнатушку и успокоились. А вот дверь внушает, обитая сталью и толщиной с ногу. На голой физической силе тут даже троллю ловить нечего.
— Как тебе новый дом? — участливо интересуется король.
Сегодня он одет более помпезно. Белые одежды прошиты золотыми нитями, на руках серебро браслетов, блеснули перстни на пальцах. Но более всего раздражает вечно спокойное лицо, без грамма эмоций.
— Кормят неплохо, — отозвался я, незаметно проглотив остатки льда. — Воздух очень вкусный.
— Еще можешь шутить, — медленно говорит Маркус, а в глазах отражается пламя факелов. — Не ожидал, что Первые настолько выносливы. Значит, потерпишь без еды и воды еще недельку.
— Королевское великодушие, как мило.
— Две недели.
Я промолчал, не потому что осознанность проснулась, просто сказать нечего. Но Маркус принимает это за слабость, дрогнули уголки губ в мимолетной улыбке.
— Я пришел к тебе с хорошими вестями, юный лорд. Переговоры провалились, ваш брат отказался сдать Альсас без боя. Серебор скоро нагрянет туда с визитом, карательным.
Молчу, про себя улыбаясь. Ну-ну, интересно, как они обломают клыки о Глан Дуир. Я удивлюсь, если армия Серебора хотя бы реку сумеет пересечь. Других путей в Альсас нет, через леса на севере не пробраться, не потеряв часть армии от монстров, да и там гарнизоны Альсаса дадут прикурить любому.
— А вот вторая хорошая весть, — довольно продолжает король. — Барон Серебора прислал мне подарок. Поставлю его тут. Заносите.
В комнату заходит гвардеец с коротким копьем, а на верхушке чья-то голова. Гвардеец с силой вонзил копье в пол, взметнулись волосы на мертвой голове, обнажив лицо.
— Шагам… — невольно прошептал я имя собрата по Гильдии.
Даргал упокой твою душу, зря тебя отпустил тогда… Вот чем аукнулся твой выбор и желание помочь людям. Как же несправедливо! Серебор ответит за это.
— А вот это подарок уже от меня, — продолжил король.
Под повелительный взмах гвардейцы вносят новые копья с головами.
— Пытались пробиться во дворец, — король насмешливо хмыкнул. — Глупцы, как и их лорд.
На лицах в засохшей крови остались разные эмоции, страх, решимость, боль… Орвальд, Рапал, Умбак, все воины, что отправились со мной в путешествие. Каждый, до единого, мертв. Выставлен на потеху прямо передо мной.
Я смотрю на них, и не слышу короля, все слова звучат как шум морского прибоя в ушах. Отрезвляет боль в руках, над кандалами поднимается дымок с запахом паленого мяса.
— …наслаждайтесь приятным обществом, граф. Факелы будут гореть еще пару часов, успеете налюбоваться лицами глупцов, что пошли за вами. Всего доброго.
Ушел король, ушли и гвардейцы. Остались лишь я и головы бывших соратников, каждый ровно лицом ко мне.
Я смотрю на них, пытаюсь запечатлеть эти лица, всю боль и страх, решимость и ярость, что видна даже после смерти. Смотрю, пока огонь в камере не затухает, оставив меня в кромешной тьме. Вариться в собственных мыслях, горечи, боли от голода, тела, души и разума.
— Если думаешь, что меня это сломит… — смотрю туда, где должна быть дверь. — Ты ошибаешься.
В темноте звякнули цепи, слышится шипение, как если кинуть уголек в воду, запах жареного мяса наполняет комнату. Но, ни единого звука боли от пленника. Только тихий, приятный слуху смех и голос, похожий на потусторонний шепот, что пронзает холодом тона.
— Хочешь войны, значит. Что же, ты предал людей, заручившись поддержкой Демонов, спесивый король. Даргал одобрит. Будет тебе война.
В темноте, куда не залетает ни единый лучик света, звенят цепи. Минута за минутой, час за часом. Изредка там вспыхивают зеленью глаза пленника, полные решимости, злости. Звяк, звяк, тишина.
Гвардейцы, коих поставили сторожить дверь с другой стороны, ни слышали от пленника не единого слова, только едва слышный перезвон цепей и запах протухающих голов в камере.
Но чуйка отличных воинов не дает беднягам расслабиться не на секунду.
Пальцы стражей крепко сжимают рукояти мечей, а глаза шарят по коридору в обе стороны, но оба знают, что опасность не там. Отгоняют глупые мысли, пленник не вырвется, это невозможно! Но все равно…
Они чувствуют, словно позади, где такая крепкая и толстая дверь на трех засовах, в шею дышит смыкающий челюсти волк.
Конец второго тома.