— За детьми смогу присмотреть и я. Ведь ты — одна из Избранных!
— Ты это знал.
— Я… до сих пор это не имело значения. Мы не могли предположить, что Лорд-Чародей станет Темным Лордом.
— Ты хочешь сказать, что никогда мне не верил.
— Я тебе верил! Но тогда это было не важно!
— А сейчас вдруг стало важно, и ты считаешь, что я должна отправиться в обществе незнакомых людей, чтобы попытаться убить Лорда-Чародея. Ты понимаешь, что я могу погибнуть из-за дурацкого обета, который дала еще девчонкой?
— Но ты же — одна из Избранных!
— Что ты долдонишь одно и то же? Я вовсе не желаю быть Избранной!
— Но ты уже Избранная!
— Итак, ты посылаешь свою жену на смерть, — сказал енот. — Я не хочу ее убивать, поскольку тогда я потеряю часть своего могущества. Но если она пойдет против меня, то я убью тебя, глупец!
У Сезена от изумления отвисла челюсть, но он быстро взял себя в руки.
— Что же, если я таким образом помогу тебя уничтожить, то я готов умереть, — спокойно произнес он. — Мы все когда-нибудь покинем этот мир.
— Сезен, ты несешь околесицу, — снова вмешалась Меррилин. — Никто из нас не должен умирать.
— Значит, ты не боишься потерять жизнь, — продолжал енот. — А что скажешь о сыне и дочери? Готов ли ты пожертвовать ими, заставляя жену принять участие в этой безумной затее?
— Я… — Сезен замялся: — Ты этого не сделаешь. Они ни в чем не виноваты и не имеют ко всему этому никакого отношения.
— Если ты заставишь страдать детей, у матери будут все основания тебе отомстить, — заметил Вожак.
— Никто не должен умереть! — повторила Меррилин. — Никто не должен страдать!
— Весьма сожалею, любезная, но если Лорд-Чародей добровольно не откажется от власти, кто-то умрет обязательно, — сказал Вожак.
— Это буду не я, — ответил енот, и где-то вдалеке раздался удар грома. — Я предупреждаю тебя, Воровка, и тебя, муж Воровки, — не идите против меня. Не помогайте этим глупцам. Если вы сейчас же не войдете в дом и не запрете за собой дверь, я дам вам почувствовать, что ждет тех, кто осмелится выступать против законного Лорда-Чародея.
— Он не может навредить тебе, — обращаясь к женщине, сказал Вожак. — Во всяком случае, напрямую. На нас не действуют его заклятия, и это — часть нашей магии. Он может нанести нам удары иными способами, но против нас его магия бессильна. Лорд-Чародей не может воспользоваться нашими подлинными именами или направить против нас лерров. Если же он убьет одного из нас, то потеряет часть своей магической силы. Поэтому Темный Лорд на это не пойдет.
— Но он… Сезен…
— Да, Лорд-Чародей способен причинить зло твоему мужу. Но ты уверена, что он на это решится, рискуя пробудить твое гнев? Это все пустые угрозы.
— Пустые? — Голос енота сорвался на писк.
— Да, пустые! — крикнул Вожак.
— Сейчас я вам покажу, пустые или нет! — проскрипел енот и затрясся всем телом. В его поведении произошли какие-то странные изменения, и всем даже без подсказки Ясновидицы стало ясно, что Лорд-Чародей покинул несчастное животное.
Енот встряхнулся, отступил от края крыши, развернулся и, цепляясь когтями за солому, пополз вверх по скату.
Прогремел гром — теперь ближе, небеса снова почернели.
— Сейчас снова начнется ливень, — сказал Вожак, глядя на тучи. — Но мы к этому привыкли, и вряд ли можно будет считать дождь убедительной демонстрацией его могущества.
— Я иду с вами, — со вздохом сказала Меррилин. — Вы все психи, но я больше не желаю спорить, а если ты, Сезен, не верил в то, что я Избранная Воровка, то…
— Я тебе верил, — перебил ее муж, — но…
Первые крупные капли упали на затопленный сад и пропитанную влагой соломенную крышу. Сезен и Меррилин нырнули в дом и теперь внимательно смотрели из открытой двери на четверку Избранных.
— Тебе надо собрать вещи, — сказал Вожак. — Мы подождем тебя в фургоне…
Ярчайшая вспышка молнии помешала ему закончить фразу. На мгновение все ослепли. Мир утонул в бело-синем свете, сопровождаемом оглушительным ударом грома.
Крушила заморгал: после вспышки он видел не одну, а две двери. В ушах стоял нестерпимый звон. Потом он услышал слабое потрескивание.
И тут до него донесся крик. Кричала маленькая девочка.
— Мама! Мама, помоги! Крыша горит! Мама!
— Клянусь всеми леррами! — рявкнул Крушила и кинулся в дом мимо окаменевших от изумления Ясновидицы и Говоруньи.
Сезен и Меррилин уже бежали на крик дочери. Вожак тоже отреагировал мгновенно — Крушила столкнулся с ним на самом пороге.
Каменный пол был залит водой, но мебели в комнате было очень мало: хозяева, спасаясь от потопа, перенесли ковры и мелкие вещи на лестницу, ведущую на верхний этаж.
Крики детей — девочке уже вторил громкий рев младенца — доносились как раз оттуда. Сезен и Меррилин поднимались по лестнице, протискиваясь между скатанными коврами и готовыми в любой момент рухнуть стульями и столами.
А над их головами виднелось оранжевое свечение, клубы дыма и разлетающиеся во все стороны искры. Солома, несмотря на постоянные дожди, загорелась — верхний слой, возможно, и пропитался водой, но нижние оставались сухими, как трут.
Крушила не знал, что делать. Если три взрослых человека окажутся наверху, спуститься всем вместе с детьми будет трудно. Для того, чтобы столкнуть вниз горящую солому, нужен длинный шест, а еще лучше — высокая стремянка, чтобы добраться до пламени.
— Мама! Мои волосики горят! — крикнула девочка. — Мама! — Размахивая руками, она выбежала из комнаты и тут же столкнулась с оказавшимся на последней ступени лестницы отцом.
Сезен пошатнулся, взмахнул руками и вцепился в спинку стула. Упал он не вниз, а вбок и поэтому оказался лишь на ступеньку ниже, чем был до этого.
Девочка, ударившись в живот отца, рухнула назад, стукнулась головой об узкие перила, сложилась вдвое, соскользнула под перила и свалилась с лестницы.
Когда тельце ударилось о каменный пол, послышался хруст, и Крушила бросился на помощь.
Меррилин вскрикнула и помчалась вниз по ступеням, а Сезен продолжил путь наверх, чтобы отыскать младенца. Вожак стоял под сыпавшимися искрами и горящей соломой, пытаясь оценить масштабы бедствия. Ясновидица и Говорунья беспомощно топтались на ветру под сильнейшим дождем.
Оказавшись рядом с девчушкой, Крушила первым делом рассыпал ее длинные волосики по влажному камню и вылил на них несколько пригоршней воды. Волосы горели, и сначала надо было справиться с огнем, а уж потом заняться другими травмами.
Когда волосы перестали гореть, Крушила осмотрел девочку.
Она упала на бок. Глаза и рот у нее были открыты, но она молчала — Крушила слышал лишь крики матери и вопли младенца. Девочка тяжело дышала — значит, еще жива.
— Ясновидица! — крикнул Вожак. — Веди сюда Красавицу, а ты, Говорунья, подойди ко мне.
— Где у тебя болит? — спросил Крушила. — Ты знаешь, что случилось?
— Моя рука… — ответила она, и, сфокусировав взгляд на Крушиле, спросила: — Ты кто?
— Меня зовут… м-м… Эррен, — ответил он. — Я здесь для того, чтобы помочь.
Подбежала Меррилин и попыталась поднять дочь с пола. Однако Крушила ее остановил.
— Боюсь, она сломала руку, — сказал он. — И передвигать ее надо крайне осторожно, чтобы не сместить кости.
В Безумном Дубе обитал криворукий старик. Он свалился с дерева еще мальчишкой, перелом сросся, но кость стала кривой, и, как объяснила Старшая жрица, это произошло потому, что, пытаясь унять боль, он так резко двигал рукой, что обломки сместились. Крушила не хотел, чтобы эта девочка… Килила ее зовут… выросла калекой.
Меррилин, не прекращая рыдать, кивнула, и они вдвоем осторожно привели Килилу в сидячее положение.
— Все мокрое, — сказала девочка. — Моя юбка совсем промокла.
— Мы знаем, — ответила Меррилин. — Ты же помнишь, почему мы перетаскивали все вещи наверх? Лорд-Чародей устроил потоп. Он сошел с ума.
— Лорд-Чародей? — переспросила Килила и расплакалась. — У меня ручка болит!
Послышался плеск воды. Подняв глаза, они увидели, что рядом стоит с младенцем на руках Сезен. Ребенок тихо посапывал, вцепившись ручонками в мокрую рубашку отца.