Слова Анны стали для Брайд еще одним доказательством того, что ей нужно держаться подальше от лорда Линдейла. Ее связь с ним могла стать опасной для всех, и к тому же было бы несправедливым обманывать его, пусть даже он только любовник. Брайд охватила глубокая печаль. Никогда ей больше не чувствовать себя такой же молодой и беззаботной, какой она была этой ночью, не испытать ощущения теплоты и дружбы, которые предлагал ей этот человек, хотя бы на короткое время.
Это было тем более обидно, что она вдруг отчетливо поняла: он больше не чужой ей, и она любит его.
– Мы поговорим с остальными, Анна, и все решим вместе. Но если мы даже соберемся это делать, то только не в доме лорда Линдейла. Мы должны найти способ жить отдельно.
Утром Брайд и сестры встретились с Джилли в комнате Джоан. Все с головы до ног были одеты в новое.
Предложение Анны заставило каждую почувствовать укол совести; как будто чудный туман вдруг рассеялся у них в голове. Даже Мэри с досадой затеребила свою новую юбку.
– Полагаю, нам надо делать, что можем и пока можем, – кивнула Джоан.
– Мы должны, в память об отце, – подтвердила Анна. – И еще: раз это справедливо, то не важно, что считает закон.
– Думаю, вы обе правы, – веско произнесла Джилли.
– Тогда я должна обратиться к лорду Линдейлу с просьбой одолжить нам денег, чтобы мы подыскали себе жилье, – решительно сказала Брайд. – Мы сделаем и продадим мистеру Дауни несколько пластин и арендуем пресс для печати купюр, а потом найдем способ для переправки денег домой.
Ни одна из сестер не возразила.
– Сегодня он не ложился до трех, – сообщила Джилли. – Внизу сказали, что час назад его светлость велел подать кофе в большую гостиную.
Анна слегка нахмурилась, словно это должно было иметь значение, только она не могла вспомнить почему.
– Брайд, возможно, тебе следует поговорить с ним прямо сейчас, – предложила Джоан.
Сестры выжидающе посмотрели на Брайд, однако ей совсем не хотелось общаться утром с Линдейлом. И все же, пытаясь выглядеть именно той надежной опорой, каковой они ее считали, она встала и покинула комнату.
Глава 17
Портьеры на окнах большой гостиной были раздвинуты, и яркий свет падал на лицо Линдейлу. Таким задумчивым Брайд графа еще никогда не видела: сейчас его черты выглядели резкими, суровыми, как будто он размышлял о чем-то очень важном.
Брайд тихо шла по ковру, даже не представляя, с чего начать разговор. Ее беспокоило, какой ответ она увидит в глазах Линдейла. Торжество? Она может отразить его гордостью. Похотливое ожидание? Это она тут же отклонит. Может, равнодушие?
По-настоящему она боялась только этого. Только это унизит ее.
Граф продолжал стоять неподвижно, погруженный в размышления. Какие мысли его тревожат? Наконец он повернул голову, и Брайд увидела его глаза.
Ни торжества, ни похоти, ни равнодушия. Он смотрел на нее с теплотой, даже с радостью, и внезапно ей показалось, что она идет не по ковру, а плывет в тумане.
Краем глаза Брайд увидела его руку, закрывающую фолиант, лежавший на столе. То, что она успела заметить, словно вспышка, запечатлелось в ее памяти.
В фолианте поверх других бумаг лежали два небольших листа, похожих на гравюры. Но это были не гравюры, а… банкноты.
Тревога мигом привела Брайд в чувство. Все же она протянула ему руку, и он ее поцеловал.
– Рад, что вы случайно застали меня…
– Не случайно. Я вас искала.
– Тогда я рад вдвойне.
– Сегодня вы рано встали. Мне говорили, что вы редко просыпаетесь до полудня.
– Я надеялся увидеть вас, потому что… Потому что я должен вам кое-что сказать.
Брайд тоже рассчитывала кое-что сказать ему, кое-что жизненно важное, чего нельзя откладывать; но теперь она уже не была в этом уверена. Она снова посмотрела на фолиант. Неужели Линдейл принес сюда банкноты для изучения? Он их сравнивал? Если он подозревал, что они фальшивые, она хотела бы поскорее это выяснить.
– Новые приобретения? – спросила Брайд, указав на кожаный переплет.
Эван покачал головой.
– Правительственные бумаги для сегодняшней встречи.
Теперь Брайд испугалась по-настоящему.
Он знал. Он намеревался показать банкноты кому-то в правительстве. Значит, речь шла о фальшивках, и, возможно, несколько ему прислали для оценки. Знаток гравюр с наметанным глазом весьма полезен в таком расследовании. Уже по одной этой причине ей следовало держаться от него подальше: не исключено, что граф активно разыскивает фальшивомонетчиков.
– Вас, кажется, что-то расстроило? Прошлой ночью я говорил вам, что вы не должны чувствовать никакого смущения в моем присутствии.
«Расстроило» не то слово для описания ее замешательства. Если они сейчас покинут этот дом, она навсегда лишится возможности узнать, что Линдейлу уже известно и что он собирается делать. Если же они останутся, то в один прекрасный день граф может обнаружить, что именно женщины, которых он приютил в своем доме, занимаются изготовлением фальшивых пластин.
– Я ничуть не смущена, – бодро ответила Брайд.
Конечно, это была наглая ложь, но по сравнению с грозящей катастрофой ее поведение на софе прошлой ночью теперь уже казалось несущественным.
– Это радует, потому что я хотел просить вас о помощи. – Линдейл повернулся к столу, и Брайд замерла от ужаса, когда он положил руку на фолиант. Но граф лишь отодвинул его в сторону и взял том «I Modi».
– Я склоняюсь к мысли, что вы правы. Думаю, это могут быть не оригиналы шестнадцатого века и пластины для них изготовлены совсем недавно.
Брайд внезапно почувствовала, что очень близка к обмороку, и ей потребовалось громадное усилие, чтобы устоять на ногах.
– Вы оказываете мне слишком большое доверие, – пробормотала она. – Нельзя с такой поспешностью сомневаться в своей оценке.
– Полагаю, трезвость моего суждения мог затмить охотничий азарт. Когда эти работы в прошлом году были обнаружены, их захотели заполучить и другие знатоки. Сейчас я думаю, что всех ослепила редкость трофея, а нам бы следовало прежде внимательно изучить находку.
В прошлом году. Значит, похитители использовали гравюры сразу после кражи.
– Теперь я должен убедиться в справедливости моих сомнений – вы ведь знаете коллекционеров.
– Боюсь, способа узнать все точно не существует. – Брайд надеялась, что его действительно нет.
– Кто бы ни подделал гравюры, он хорошо знал описания Вазари, как знал и то, что могут быть найдены французские копии фрагментов. Этот человек отнюдь не рядовой гравер, а искусный, возможно, образованный, так что без улик мы его не выследим.
– Мы?
– Вы ведь поможете мне, правда? В конце концов, именно ваш глаз уловил изъяны в гравюрах.
– Но я могла ошибиться, так же как и вы.
Черт возьми, если бы Линдейл не застал ее прошлой ночью врасплох, она никогда бы не сболтнула насчет своих подозрений.
– Гравюры могут быть подлинными. Я почти уверена, что так оно и есть.
– А я почти уверен, что нет. Теперь я должен рассеять свои сомнения. Думаю, первый вопрос нам следует задать аукционистам, которые их продали, вы согласны?
Брайд с надеждой взглянула на маленький том, потом снова перевела взгляд на Линдейла, на кожаный фолиант. Может, то, что она видела, вовсе не банкноты и единственные подделки, которые беспокоят Линдейла, это его эротические серии?
К несчастью, у тех же самых людей, возможно, находятся все украденные пластины ее отца, и расследование по поводу Раймонди может дать более опасные сведения. Брайд пришла в эту гостиную с определенной целью, но теперь она просто не имела права уйти. Сперва ей следовало убедить графа, что «I Modi» подлинные, или хотя бы выяснить, что он узнал во время расследования.
– Так вы поможете мне? – спросил он. – Вместе, я уверен, мы быстрее доберемся до сути дела.
Вместо ответа Брайд вздохнула. И как ей теперь объяснить сестрам, почему она снова изменила мнение и почему они больше не должны пользоваться пластинами для изготовления фальшивых денег?