«Кто это — мы? Мы в данный момент — на берегах Темзы. И в отличие от вас, здесь и останемся. И плакать по этому поводу не собираемся», — сказал Феликс.
«Jerusalem? Иерусалим? Israel?» — воскрес из угла нагашишенный Эдвард-Эдмунд. «Туда надо отправлять не советских евреев, а фазанов. Пусть убивают фазанов, вместо того чтобы убивать друг друга. Я предпочитаю иной Иерусалим. Иерусалим на небесах. Или даже на картинке. Где-то я видел Иерусалим в этой квартире?» Он поднялся, шатаясь с пола, все отступили в испуге: его огромная фигура угрожающе раскачивалась — вот-вот грохнется, круша все перед собой. Сильва и Мэри-Луиза шагнули к нему, как две санитарки, подхватили его под руки и повели в комнату Феликса. Куперник вздохнул с облегчением: он явно не знал, как себя вести в присутствии столь загадочной личности.
«Не понимаю, при чем тут фазаны? Иерусалим и фазаны — какая, собственно, связь?» — раздраженно пожал плечами Куперник, когда Эдварда-Эдмунда вывели из гостиной.
«Связь очень простая: наш лорд, Our Lord, обменивает фазанов на диссидентов», — сказал Феликс. «Безумных птиц на безумных диссидентов. Для поддержания баланса по количеству психов во всем мире».
«А в ходе обмена вас может искусать бешеная собака», — добавил Карваланов, заговорщически подмигнув Феликсу. Странным образом они оба чувствовали себя в одном лагере с Эдмундом-Эдвардом перед лицом общего врага Куперника. Они дразнили его и явно находили в этом удовольствие.
«Вы назвали его лордом? Карваланов, если не ошибаюсь, назвал его егерем? Странный какой-то титул: лорд-егерь!» — Куперник моргал и улыбался заискивающе, слабо понимая макабрический обмен репликами между Виктором и Феликсом.
«Ничего странного в этом не вижу», — сказал Феликс с деланным безразличием в голосе. «Лорды бывают разные. Лорд — хранитель печати, лорд-егерь. Такой лорд, ответственный за придворных егерей».
«Вроде лорда-гофмейстера», — проявил осведомленность Куперник.
«Гофмейстер? Это по шахматам, что ли?» — наморщил бровь Феликс.
«Так последнее издание Страноведческого словаря переводит титул Lord Chamberlain», — проинформировал его Куперник.
«Лорд Чемберлен — это, уверяю вас, лорд-камергер, а никакой не гофмейстер».
«Есть разные тенденции перевода», — продолжал настаивать, несколько смутившись, Куперник. «Например, в Литгазете так прямо и пишут: лорд-чемберлен, с маленькой буквы. Есть такая вообще тенденция: специфические понятия из другого языка не переводятся, а просто транскрибируются, вроде спрей, имидж, андерграунд. Никому в голову не придет переводить слово „андерграунд“ как „подполье“».
«Еще немного, и вслед за эмигрантской газетой „Русское слово“ в Нью-Йорке вы станете величать камерный оркестр, chamber orchestra, оркестром Чембера?» — с неожиданной злостью сказал Феликс. «Да нет никаких тенденций перевода и лордов-гофмейстеров, а есть просто безграмотность и лорд-камергер без всяких ваших страноведческих словарей и подстрочников».
«Меня, вы знаете, титулы в этой жизни не волнуют. Камергер так камергер, егерь — значит егерь», — поспешил замять конфликтную ситуацию Куперник. «Просто не каждый же день встречаешь английского лорда. Хочется знать: а какой лорд, как звать. Это естественно. Вы знаете, я согласен с Федор Михалычем: России не хватает десятка благородных людей, тех самых аристократов духа, ради которых вся Русь и явилась миру».
«Какой еще Федор Михалыч?»
«А Достоевский. А как же, разрешите поинтересоваться, вашего лорда-егеря величают?»
«Эдвард. Лорд Эдвард», — не моргнув глазом, сказал Карваланов.
«Эдвард? Лорд Эдвард? Ваш бенефактор, благотворитель, спаситель то есть?»
«Он самый. Обменял собаку Карваланова на чилийского фазана», — сказал Феликс.
«Но я его встречал в прошлом году в Риме — неужели он так изменился?» — Куперник искренне недоумевал. «Или это было в Мессалонгах[17], где, знаете, умер Байрон, на конференции по шотландской литературе, если не ошибаюсь. Вы знаете, в Шотландии меня принимали как своего — я даже ночевал в кровати Роберта Бернса. Не в Шотландии ли мы с лордом Эдвардом пересеклись? Почему же он меня не узнал?»
«Это бывает. Как в том еврейском анекдоте», — сказал Феликс, имитируя еврейский акцент: «Рабинович, как вы изменились! — Но я не Рабинович. — Вот видите, вы уже и не Рабинович…» Никто не засмеялся. Все молча следили за этим невероятным диалогом.