«Я же сказала: когда аристократам надоедает стрелять по фазанам, они начинают, фактически, убивать рабочий класс, правильно? Твой брат, Чарли, погиб от дроби аристократа, правильно?» — сказала Мэри-Луиза.
Но Чарли не поддавался революционной агитации и пропаганде. Лорд (отец) сам погиб на фронте. Во-вторых, именно потому, что это была дробь аристократа, сказал Чарли, охота на фазанов в поместье этого лорда запрещена. Фазаны превратились в нечто вроде священной птицы, разгуливают повсюду, как наглые палестинские павлины, и пальцем их не тронь! — он знает, что говорит, потому что последние тридцать лет прослужил станционным смотрителем на соседней с поместьем станции, а его племянник служит в этом сумасшедшем поместье егерем. Егерь-племянник за эти годы сам слегка тронулся: его заставляют выращивать этих фазанов, кормить их, охранять от бродячих собак и диких животных, а потом приезжают разные иностранцы и увозят этих фазанов в чужеземные страны. Говорят, для развития флоры и фауны диких, пустынных земель, вроде Палестины. А фазанов выращивать — дело не простое: петухи во время случки то и дело друг другу горло перегрызают — хотя, фактически, чего им не хватает? На каждого петуха-фазана — по десять курочек-цесарок, петухи от нервного истощения прежде дохнут. Этих иностранных увлечений Чарли не одобряет. Чего, спрашивается, английских фазанов посылать в Палестину? а русских евреев в Англию? Неудивительно, что племянник Чарли, егерь, повадился ездить в Восточный Берлин на профсоюзные конгрессы егерей.
«Чего они там делают: стреляют по мишеням в Берлинскую стену?»
«У евреев в Иерусалиме — Стена плача, у немцев — Берлинская стена. Дело известное: если люди не будут стрелять в фазанов, они начнут стрелять друг в друга», — и Чарли опасается за своего племянника. Его уже чуть не убили браконьеры. Кроме того, лес стал кишмя кишеть лисами: слишком много фазанов в виде приманки. Капканов на этих лис не наберешься. Значит, надо лис высылать за границу, что ли? Никак, получается, нельзя без охоты.
«Я видел недавно лису на нашей улице», — сказал Феликс. «Настоящая лиса. Серая, правда. Противная».
«Это городские лисы. Они отбросами питаются. Вроде крыс. А живут в катакомбах», — сказал Чарли. Феликс, естественно, не понял, о каких таких катакомбах идет речь. Даже Мэри-Луиза про эти катакомбы не слышала, но Чарли сказал, что эти катакомбы существуют со времен римлян. Есть даже, говорят, туннель, который ведет прямо из Блэкхита в Букингемский дворец и еще в Дувр. На тот случай, если королевской семье придется бежать от бунтовщиков из дворца за границу. «Вход в эти катакомбы, говорят, из подвала этого паба. Но хозяин туда никого не пускает. Роялист. И отец его был роялистом. И дед тоже. Со времен Кромвеля».
«Кому нужны эти катакомбы, фактически?» — сказала Мэри-Луиза, все больше возбуждаясь при упоминании королевской семьи и народного восстания. «Я бы туда не совалась. Все эти подземные ходы кишат крысами. После войны всех лондонских крыс замуровали в канализационных трубах. Можно себе представить, сколько их там за сорок лет расплодилось. Миллионы?»
«Или миллиарды», — деловито уточнил Чарли.
«А крысы — существа крайне непоседливые. В один прекрасный день они, фактически, перегрызут все чугунные трубы, люки, заградительные решетки и прямо через королевские катакомбы полезут наружу, сюда, на зеленые лужайки Блэкхита. Люди не подозревают, что творится у них под ногами».
«Теперь я понимаю», — сказал Феликс, — «почему сюда не проводят метро: боятся рыть землю, чтобы крысы наружу не полезли. И тогда — эпидемия бешенства и всякой другой чумы. Лучше, мол, не тревожить, так ведь?»
«Тут кое-что зарыто и похуже крыс», — сказала Мэри-Луиза. «Вы заметили, что на здешних лужайках ничего не растет? Ни кустика, ни деревца. Сплошная трава. Потому что, фактически, ничего не сажают. Потому что боятся рыть, фактически. А почему?» — Мэри-Луиза придвинулась плотнее к Феликсу и перешла на зловещий шепот: «Потому что четыреста лет назад, во время Великой Чумы, сюда свозили трупы со всего Лондона. И зарывали на глубину в четыреста ярдов. Но все равно страшно копнуть: вдруг чумная бацилла наружу вылезет, фактически? Эта бацилла в земле дремлет, сонная, а как только соприкоснется с воздухом, очнется и — прыг! — начнет пожирать все на свете, а как от нее избавиться, до сих пор никто не знает».
Все трое погрузились в глубокомысленное молчание.
«А труп нашли?» — вспомнил наконец свой вопрос Феликс.
«Чей труп?»
«Ну Билла. Владельца магазина. Который исчез».
«До трупа дело не дошло. На него розыск был объявлен, но потом и искать перестали. А через год его узнал молочник на нашей улице. В доме соседки, как раз напротив, фактически, его бывшего винного магазина. Молочник собирался оставить бутылку молока на пороге, а тут дверь распахивается — выходит Билл и говорит как ни в чем не бывало, что назавтра молоко доставлять не надо, потому что на уик-энд они уезжают с соседкой в Кент. Он весь этот год никуда не исчезал. То есть он исчез — в доме соседки, напротив через улицу. И никто его весь год не видел».