Он стоял, широко расставив ноги, лицо выражало твердую решимость, и он помнил, что он — друг лорда Роберта.
— Итак, мой мальчик, ты приносил принцессе цветы, верно?
— Да, сэр.
— Где ты брал эти цветы?
— В нашем саду. — Это было правдой, цветы действительно были из сада.
— Теперь послушай, мой мальчик. Кто-нибудь из заключенных давал тебе что-нибудь спрятать среди цветов?
— Нет, сэр. — Это тоже являлось правдой. Лорд Роберт самолично прятал среди цветов свои записки.
— Хорошенько подумай. Ты уверен, что никто не давал тебе письмо для передачи принцессе?
— Я хорошенько думаю, — сказал мальчик. — Никто не давал мне писем, сэр.
Мужчины переглянулись.
— Он когда-нибудь бывал в покоях Куртенэ? — спросил заместитель коменданта.
— Давайте приведем его отца и спросим.
Вошел отец Билла.
— Вы когда-нибудь брали с собой мальчика в покои герцога Девонширского?
— Нет, сэр. Я сам никогда там не был.
— Вы когда-нибудь были у тех заключенных, которых недавно привезли в Тауэр… замешанных в заговоре Уайетта?
— Нет, сэр.
Мужчины снова переглянулись и посмотрели на маленького мальчика, являвшего собой образ святой невинности. Говорили, что принцесса обожала детей, а они — ее. Возможно, что тут нет ничего, кроме чистой дружбы принцессы с ребенком. К тому же ничего не случилось. Елизавета все еще их пленница.
— Я удвою охрану принцессы, — сказал комендант. — Мы ограничим ей свободу передвижения. Она будет теперь гулять в течение короткого времени только в саду, а не где захочет, как было прежде. — А твой сын, — обратился он к охраннику, — не должен больше приносить цветы никому из пленников, ясно?
— Да, сэр.
— А ты, мой мальчик, ты это понимаешь? Ты не должен больше приносить принцессе цветы.
Мальчик кивнул с несчастным видом.
Когда в следующий раз он увидел принцессу, она прогуливалась в своем маленьком садике, и его ворота были заперты, так что он не мог подойти к ней. Но он окликнул ее через ограду.
Она не подошла ближе, потому что ее окружала стража, но улыбнулась и помахала ему в ответ.
— Я больше не смогу приносить вам цветы, госпожа, — печально крикнул он.
Королева опасно заболела, и те, кто преследовал Елизавету, страшно всполошились. Руководил ими Стивен Гардинер, епископ Винчестерский, — самый зловещий из числа врагов принцессы. Он ясно представлял, что с ним будет, если умрет Мария и Елизавета станет королевой.
Он был любимым епископом, а также советником королевы, ему предоставлялась огромная свобода действий, и теперь он почувствовал, что если немедленно не воспользуется этой своей неограниченной свободой, то не переживет королеву Марию больше, чем на одну-две недели. И епископ отважился на самое решительное действие.
Он издал приказ о смертном приговоре и послал чрезвычайного курьера в Тауэр для вручения Бриджесу. Приговор касательно принцессы Елизаветы следовало немедленно привести в исполнение.
Получив приказ, Бриджес обомлел.
Вина Елизаветы, хотя она постоянно находилась под подозрением, не была доказана. Следует ли ее казнить без суда? Это не понравилось беспристрастному Бриджесу. Он гордился своей должностью и хотел, чтобы в сфере его деятельности царила справедливость. Кроме того, он не оставался равнодушным к чарам принцессы. Она была так молода, а ее прекрасные душевные качества и прежде всего стойкость при аресте произвели на него неизгладимое впечатление. И еще, частенько размышляя о будущем, он не исключал для Елизаветы более благоприятного поворота событий.
Смертный приговор! Указание поспешить с казнью, держать ее в тайне и ранним утром незаметно доставить принцессу из тюрьмы на эшафот, обезглавить ее в то время, как вся страна будет спокойно спать, не подозревая о случившемся!
— Мне это не по душе, — пробормотал Бриджес.
По своей природе королева не была жестокой женщиной, кроме того, принцесса показала, что желает принять католичество. Бриджес не верил, что королеве хочется отнять жизнь своей сестры исключительно по религиозным мотивам, разве что была бы доказана ее вина в государственной измене — но это не так.
Он снова принялся изучать приказ о смертном приговоре. Нет, это не подпись королевы. Он пригляделся повнимательнее. Да, во время недомогания королевы Гардинер расписался за нее.
У Бриджеса созрело решение. Он лучше рискнет навлечь на себя неудовольствие Гардинера, чем пошлет на смерть молодую девушку.
Он взял перо и написал Гардинеру:
«Я увидел, что на приказе отсутствует подпись Ее величества, и считаю, что действовал бы вне границ своей компетенции, если бы позволил состояться казни такого важного государственного преступника без специальных на то указаний Ее величества королевы».
Получив письмо, Гардинер рассвирепел, так как понял, что его план не удался. Он отложил решение этого вопроса на несколько дней, подумывая, не стоит ли надавить на Бриджеса для осуществления своих желаний. Но королева тем временем выздоровела и, узнав о случившемся, пришла в ужас.
В ней взыграли сентиментальные чувства. Она вспомнила Елизавету, когда та была еще ребенком и вызывала в ней чувство привязанности. Елизавету несправедливо осудили, она воспитывалась в крамольной вере и она, конечно же, должна честолюбиво стремиться к трону, но ведь ее вина не доказана, и, кроме того, она — сестра Марии.
Королева не стала обвинять Гардинера, так как была о нем слишком высокого мнения. Она знала, что он стойкий католик, и сам по себе один этот факт внушал уважение к нему. Он стремился уничтожить Елизавету-еретичку, ему можно было простить его религиозный фанатизм. Другое дело — сама Мария.
Для нее Елизавета была сестрой, хотя и еретичкой. Елизавета молода, и не доказано, что она предательница, поэтому долг королевы — спасти ее от ереси.
Мария позвала человека, которому полностью доверяла. Это был ее старинный друг сэр Генрих Бедингфельд.
— У меня к вам поручение, — сказала она ему, — которое я никому больше не могу доверить.
— Я выполню его, призвав на помощь все свои силы, ваше величество.
— Я знаю это, дорогой Бедингфельд. Потому и поручаю это дело вам. Я знаю, что вы будете неусыпно сторожить ее и что вы будете справедливы по отношению к ней и ко мне. Я имею в виду свою сестру.
Бедингфельд вопросительно посмотрел на королеву.
— Да, мой дорогой друг, — продолжала королева, — я решила отдать принцессу на ваше попечение. Вы будете сторожить ее и днем, и ночью. Любое ее движение не должно пройти незамеченным и, в случае необходимости, следует доложить о ней непосредственно мне. Я поручаю вам сложную задачу, но, милорд, я делаю это потому, что знаю, что вы — один из немногих людей, кому я могу доверять.
— Я нижайший и покорнейший слуга вашего величества.
Но он был так смущен, что Мария удивилась, почему такой храбрый мужчина, как Бедингфельд, и вдруг так растерялся от перспективы охранять молодую девушку.
Елизавета услышала о приближении сэра Генриха Бедингфельда с сотней тяжеловооруженных всадников. Взглянув в окно, она поняла, что все они собираются возле ее покоев, и испугалась, что это может значить только одно. К ней вернулись прежние кошмары. Она прильнула к своей любимой служанке Изабелле Маркхэм и воскликнула:
— Изабелла, это конец! Я не думала, что приму это так близко к сердцу, но это именно так! Моя сестра послала Бедингфельда проследить за выполнением приказа. Скажи мне… эшафот леди Джейн Грей все еще стоит на своем месте?
— Милая принцесса, умоляю вас хранить обычное спокойствие. Погодите и узнайте, что все это значит, прежде чем поверить в самое худшее.
— Бедингфельд — доверенный придворный моей сестры. Она послала его уничтожить меня. Как только я переступила порог этого угрюмого места, я сразу поняла, что никогда больше не выйду отсюда. — Она забилась в истерике. — Мне не подходит топор английского палача! Мне требуется меч из Калэ!