— Может, я пораскину карты? — предложила Кэт.
— Нет, только не сейчас. Он вернется ко двору в качестве джентльмена, по которому мы соскучились. Я его верну только потому, что у него так много врагов. Мне бы не хотелось, чтобы думали, будто бы я позабыла тех, кого некогда любила.
— И все еще люблю, — тихо добавила Кэт.
И вот Роберт вернулся ко двору, а его враги отступили.
Джон Эппл-Ярд сознался, что ему предложили вознаграждение, чтобы он свидетельствовал против графа, он согласился с тем, что в прошлом его зять был очень щедр по отношению к нему и что после того, как он впал в немилость, его дары иссякли. Болтал ли Джон Эппл-Ярд против графа Лестера всякие гадости, когда принимал от него дары? Нет, не болтал. Значит, он стал плохо думать о своем щедром зяте, только когда перестал их получать? Джон Эппл-Ярд с радостью скрылся в своей норе, благодаря Бога, что так легко отделался.
Не стоило воскрешать дело о смерти Эми. Снова поползли слухи. Собиралась ли королева вступить в брак с Лестером? Она уже прогнала Хениджа, но вроде бы не завела себе определенного фаворита. Она должна вскоре выйти за кого-нибудь замуж. Может, она думает, что если она — королева, то может не обращать внимания на бег времени?
Когда собрался парламент и королева попросила некоторую сумму денег для своего казначея, она столкнулась со стойкой оппозицией в палате общин.
Ей напомнили, что она все еще не замужем и что страна нуждается в наследнике. Палата общин отказалась даже обсуждать билль о деньгах, пока королева не даст слова без всяких задержек выйти замуж. Этому нашлась одна альтернатива — если она так стойко настроена против брака, то она должна провозгласить своего преемника.
В палате общин разгорелись жаркие споры, не обошлось и без потасовок. В угрожающей форме она наконец обратилась к палате лордов, и после некоторого раздумья лорды решили согласиться.
Елизавета могла стерпеть то, что она называла оскорблением со стороны палаты общин, но не палаты лордов.
Понимая, что в настоящее время самое мудрое для него — поддержать брак королевы с эрцгерцогом Карлом, Роберт стал сторонником плана палаты общин и лордов. Он знал, что в противном случае останется один, и теперь к тому же он вовсе не был уверен в чувствах королевы. Во время ссылки он почувствовал всю силу своих врагов. Он смутно догадывался, что она хотела от него именно этого, ведь его ссылка явилась частично результатом ее желания продемонстрировать заморским державам, что она не собирается выйти за него замуж. Он был глубоко тронут ее решением вернуть его ко двору, кроме того, он с радостью сознавал, что, когда все его покинули, а враги приготовились напасть на него, она с готовностью пришла к нему на помощь.
Но все же она сама была втянута в скандал со смертью Эми, и причина, по которой она позвала его обратно, не обязательно основывалась на ее желании видеть его при дворе. Он должен поступить благородно по отношению к ней, но ведь это всегда было ему свойственно, не говоря уж о том, что настала такая необходимость. Итак, он примкнул к тем, кто вынуждал ее либо выйти замуж, либо объявить имя ее преемника.
Этот ультиматум вызвал у королевы приступ ярости. Она отклонила Пемброука, назвав его напыщенным солдафоном. Пусть себе отправляется на поле боя — это все, на что он годится. Что касается Норфолка — он излишне заносчив. Неплохо было бы ему вспомнить, как ее отец обращался с кое-какими его родственниками. Потом она повернулась к Роберту.
— А вы, милорд Лестер, вы тоже покинули меня! Вот уж от кого я меньше всего на свете ожидала подобного.
Роберт опустился перед ней на колени и попытался завладеть ее рукой.
— Мадам, — сказал он, — я бы сию же минуту пошел на смерть, если бы вы только мне приказали.
Она пнула его ногой.
— И много бы мне было от этого пользы! — воскликнула она. — Впрочем, это не имеет никакого отношения к делу.
Она остановила свой взгляд на маркизе Нортхэмптоне, который недавно развелся и снова женился на молодой женщине.
— Просто удивительно, милорд, что вы осмеливаетесь заговаривать со мной о браке таким ласковым и вкрадчивым тоном. Как будто бы мне неизвестно, что вы только что скандально развелись с женой и взяли себе другую.
С этими словами она повернулась и вышла, провожаемая их пристальными взглядами.
Пребывая в нерешительности относительно того, как им следует поступить, палаты лордов и общин принялись составлять петицию. Они настаивали на том, что королеве следует либо выйти замуж, либо назначить преемника, но когда Елизавета об этом услышала, она приказала явиться некоторым руководителям обеих палат. Она разнесла их в пух и прах.
— Вы и ваши приспешники утверждаете, что вы — англичане и привязаны к своей стране, которая, как вы считаете, развалится, если не будет назначен мой преемник. Нам стало известно, что епископы произносят свои длинные речи, разъясняя нам то, чего мы раньше не знали! — Она презрительно сверкнула глазами и произнесла с видом умудренного опытом человека: — Оказывается, что когда меня покинет последнее дыхание, я должна буду умереть! — Она засмеялась. — Тогда страна окажется в опасности, думают они. Я ясно вижу их цель. Они пытаются развязать против меня процесс. Разве я не родилась на этой земле? И разве мои предки не родились на этой земле? Разве это не мое королевство? Кого я притесняла? Кого я сделала богатым за счет другого? Какой беспорядок я навела в этой стране, чтобы меня обвинили в пренебрежении ею? Как я правила в течение своего царствования? Мне не следует тратить много слов, потому что мои поступки скажут это лучше всяких слов.
Она окинула их взглядом и продолжала:
— Петиция, которую вы составляете, как я понимаю, состоит из двух пунктов: мой брак и престолонаследие. Вы, благородные милорды, ставите мой брак первым пунктом — для демонстрации учтивых манер. Я сказала, что выйду замуж. Я надеюсь, что у меня будут дети, в противном случае я не стала бы выходить замуж. Я догадываюсь, что вы с такой же готовностью невзлюбите моего мужа, с какой вы сейчас толкаете меня на брак, и потом окажется, что вы вовсе этого не хотели. В общем, никогда еще такая тяжкая государственная измена не скрывалась под таким благовидным предлогом.
Да, вы болтаете о престолонаследии, милорды. Ни один из вас не был вторым человеком в этом государстве, как была я в царствование моей сестры. Боже, если бы она была жива! Когда ссорятся друзья, всплывает истина, сейчас в палате общин есть несколько джентльменов, которые во время царствования Марии пытались втянуть меня в заговор. Я никогда не поставлю своего преемника в такое положение, которое сама вынесла с трудом. Престолонаследие — тяжелейший вопрос, несущий огромные тяготы всей стране, хотя, милорды, вы по своей простоте воображаете, что это дело можно провернуть легко и красиво. Я бы нарекла ангелами тех, кто, будучи вторым человеком в этом государстве, не стремился бы стать первым и третий — вторым.
Что касается меня, то я не страшусь смерти, потому что все люди смертны, и, хотя я — женщина, у меня достаточно смелости, как было у моего отца. Я — помазанница Божья. И никто меня не заставит сделать что-нибудь силой. Я благодарю Бога за то, что он даровал мне такие качества, что если бы меня еще в пеленках изгнали из моего королевства, то я бы смогла жить в любом месте этого христианского мира.
В подобных ситуациях она была непобедима, что и говорить, — государыня. Те, кто присутствовал при ее речи, были за то, чтобы отменить петицию, но другие члены общин настаивали на ней.
Елизавета опрометчиво запретила им вообще обсуждать этот вопрос. Тогда палата общин заговорила о привилегиях. Теперь они требовали поставить на повестку дня уже три вопроса вместо двух: брак королевы, престолонаследие и привилегии палат.
Елизавета понимала, в каких случаях она заходила слишком далеко. Осторожный Сесил был у нее под рукой, чтобы давать советы, и она вновь признала его мудрость. Она умела быть милой, когда оказывалась в затруднительном положении. Королева заявила, что они вольны обсуждать эти вопросы. Таким образом она с честью вышла из затруднительной ситуации, но вопросы о ее браке и престолонаследии все еще оставались открытыми. Она дала слово выйти замуж, она сказала, что выйдет замуж за эрцгерцога, если ей смогут убедительно доказать, что он не подвержен порокам и не безобразен.