Она собиралась заставить Роберта слегка приревновать ее к Хэттону, этому жадному человеку, который осмелел настолько, что попросил часть сада епископа Айльского. Хэттон получил свой сад — двадцать акров плодородной земли между Холборн-Хиллом и Айн-Плейс, — хотя епископ Кокс почти что на коленях умолял ее не делать этого.
— Роберт, мне сдается, — сказала она, — что ты больше, чем мои Глаза. Я читаю твои мысли. Я отдала Хэттону сад. Но вспомни, мой милый друг, что я отдала тебе. И я не сомневаюсь в том, что, прежде чем мы покинем этот мир, я дам тебе еще больше. И что я прошу взамен? Твою любовь, твою преданность королеве и верность Елизавете.
— Они — твои, моя любимая.
Она улыбнулась ему, и, хотя ее улыбка была нежной, в ней крылось предупреждение. Она слышала, что две сестры, которые состояли при дворе, были страстно в него влюблены и что по этому поводу у них постоянно происходили стычки. Это были леди Шеффилд и Френсис Ховард. Должно быть, он прекрасно помнил, какое страдание ему принесла ссылка, вызванная его флиртом с Летицией Ноллис, потому что Елизавета не слышала, чтобы он дал той или другой сестре хоть малейшую надежду.
Королева злобно подумала, что он поступит мудро, если и в будущем будет так же себя вести. Она не вынесет, если ее фавориты станут заключать браки, а если ее главный фаворит заведет себе любовный роман при дворе — этого она просто не переживет. Ей казалось, что жизни ее и Роберта были тесно переплетены, он всегда привлекал ее — сначала в детской, потом в Тауэре и наконец при дворе. Сейчас она знала: что бы ни случилось, она всегда будет любить его больше всех на свете. Подобные чувства она испытывала к Кэт Эшли. Она могла ссориться с ней и с Робертом, но все равно она будет любить их до конца своих дней. И в то время как Кэт являлась другом, Роберт был возлюбленным.
Он сделал еще одну попытку подискутировать, и ее это порадовало, потому что явилось признаком его ревности.
— Чем же вас так привлекает этот щеголь?
— Ладно, Роберт, не ревнуй к человеку только потому, что он моложе и у него более проворные ноги, чем у тебя. Ты видел, как он танцует?
— Танцует! — сказал Роберт. — Я приведу вашему величеству учителя танцев, который представит вашему взору более утонченное зрелище, чем господин Кристофер Хэттон.
— Вот еще! — ответила королева. — Я не стану на него смотреть. Он зарабатывает себе на хлеб танцами.
Она улыбнулась, видя, как он смешался. Ей доставляло удовольствие думать о своей любви к Роберту, о слитках, которые вскоре лягут в ее сундуки, о задетом самолюбии и раздражении этого бледного испанца, у которого оказался такой дурной вкус, что после того, как он попросил ее руки, он не прождал и пары месяцев, чтобы жениться на французской принцессе.
В замке, ставшем ее тюрьмой, Мария Шотландская услышала о растущем напряжении в отношениях между Испанией и Англией. Обладая бурным и взрывным темпераментом, она была твердо уверена, что это означает начало войны между двумя странами. Она не понимала характеров Филиппа и Елизаветы, а ведь ни он, ни она не были теми людьми, которые сломя голову бросятся в омут войны. К несчастью для нее, Мария была лишена подобного благоразумия. И теперь ее обуяли сумасбродные надежды. Если случится война и Испания победит, ее не только восстановят на троне, но дадут в придачу еще и Англию с тем, чтобы она непременно вернула страну в лоно католической веры, и она сделает это с превеликим удовольствием.
Письма из ларца наделали много шума, и многие стали задаваться вопросом и спрашивать других, как такая женщина, как Мария, явно неспособная править своей страной, могла быть восстановлена на троне. Предлагали и такой вариант: «Почему бы ей не выйти замуж за англичанина, которого ей выберет английский парламент? Притом такого, которого одобрит и Елизавета? Тогда бы ее можно было бы считать ближайшей кандидатурой на наследие престола, если Елизавета умрет бездетной. Если ее мужем станет англичанин, Англия может быть уверена в том, что отношения с Шотландией останутся мирными. Имелся один человек, который годился на роль мужа Марии, — первый пэр Англии Томас Ховард, герцог Норфолкский».
Такое предложение выдвинули английские пэры-католики, зная, что, хотя Норфолк открыто исповедовал англиканскую религию, в душе он оставался католиком.
Лестер в компании с Сассексом и Трокмортоном решили, что если они вынудят Норфолка и Марию стать добрыми англиканцами и перенести традиции англиканской церкви на шотландскую землю, то этот брак не может не принести Англии определенной выгоды.
Амбиции заставили Норфолка желать этого брака, но все же его немного смущали откровения писем из ларца.
Узнав об этом плане, королева послала за Норфолком.
— Значит, милорд, вы строите грандиозные планы? — спросила она. — Вы женитесь на шотландской королеве и смените титул герцога на титул короля?
— Нет, ваше величество. Зачем я буду пытаться вступить в брак со столь безнравственной женщиной, известной прелюбодейкой, совершившей убийство? Я хочу, чтобы моя голова покоилась на моей подушке…
— Некоторые считают, что корона стоит такого риска.
Старый Норфолк дал выход своей гордости.
— Ваше величество, я чувствую себя, благодаря вашей милости, так же уютно в качестве герцога на лужайке для игры в шары в своем доме в Норфолке, как она в сердце Шотландии.
Королева кивнула. Это не пустые слова. Первый пэр Англии, единственный в стране герцог, — Норфолк был одним из самых богатых людей.
— Кроме того, ваше величество, — продолжал Норфолк, — я не могу жениться на ней, потому что она претендует на титул, который находится в распоряжении вашего величества. Если бы я поступил подобным образом, ваше величество могло бы на полном основании обвинить меня в попытке завладеть короной Англии.
— Конечно, могла бы, — жестко ответила королева.
Норфолк понял, что он с честью выдержал тяжелый допрос, но ему не так-то просто было отказаться от мысли о короне, даже если это всего лишь корона Шотландии. Тем более, что Мария — хоть женщина и опасная, но обворожительная.
Он обсудил этот вопрос с Робертом, который понимал, что не может высказываться против брака, пока не решено, кто станет наследником. Елизавета сильна и здорова, но ведь очень часто люди умирают внезапно. Если Мария станет королевой Англии, то у фаворита Елизаветы останется мало надежд, разве что если еще при жизни Елизаветы он не проявит дружеских чувств по отношению к Марии. Любовь и преданность Роберта принадлежали Елизавете, но он не видел, как брак Марии с Норфолком может им помешать.
— Я приложу все усилия, — сказал Роберт, чтобы объяснить королеве выгоду такого брака. Ужасная проблема престолонаследия должна быть как-то урегулирована, и разве данное решение не самое удачное?
Норфолк посмотрел на своего давнего врага. Они никогда не испытывали любви друг к другу. Норфолк все еще считал Роберта выскочкой, а Роберт не забывал былых обид.
Роберт устроил так, чтобы Норфолк отужинал с королевой и выложил ей свои соображения, но Елизавета что-то подозревала, и еще до того, как ему представилась возможность заговорить о браке, она придвинулась к нему и, зажав его ухо большим и указательным пальцами, больно за него дернула.
— Я бы хотела, милорд, — сказала она, — чтобы вы обратили пристальное внимание на свою подушку.
Она иронически намекнула на его собственное высказывание. Это могла быть та подушка, которую он разделил бы с Марией, или другая, деревянная, на которую он мог положить свою голову, прежде чем на нее опустится топор палача.
Норфолк вскочил из-за стола, за которым они ужинали, и, бросившись перед нею на колени, заверил, что его единственным желанием является служить ей и что он не собирается жениться на ком-то, кто не заслужит ее благословения.
Он ушел, чувствуя облегчение оттого, что вышел сухим из воды. Но этим все не закончилось. Мария начала писать ему письма, и казалось, что она вложила в эти письма частицу своего обаяния, о котором он так много слышал. Он не сомневался, что она была неверной женой, он подозревал ее в убийстве, но невольно все больше и больше очаровывался, и теперь уже не только шотландской короной, но и шотландской королевой.