— Я знаю, дорогая львица, что в вашем присутствии запрещается говорить о смерти. Я вновь прошу вашего прощения. Вы сильны. Вас раздражает смерть. Ведь вы бессмертны.
— Перестань, — сказала она, надув губки, — мы тебя выходим, я сама об этом позабочусь.
После этого она позвала своих фрейлин. Королева испробует новое средство своего придворного лекаря. Оно вылечит милорда Лестера. Она приказывает ему поправиться.
— Посмотрите, — сказала Кэт, — он выглядит гораздо лучше, создается впечатление, что он чудесным образом излечился. Он уже почти такой, как прежде.
— Присутствие ее величества у моего ложа живительнее любого эликсира, — пробормотал граф Лестер.
Елизавета осталась выхаживать больного, но при этом все же послала к Норфолку гонца, призывая его вернуться ко двору.
Норфолк был заключен в Тауэр.
Министры Елизаветы придерживались мнения, что Норфолк хранил ей верность, но сбился с пути, и что, пожалуй, его можно освободить, строго-настрого наказав никогда больше не впутываться в дела, связанные с государственной изменой.
Однако королева колебалась. Она настояла, чтобы они немного подождали и пока что подержали его в заключении.
У Норфолка было много друзей при дворе, и некоторые из них тайно переправляли ему записки, спрятанные в бутылках с вином. Их хитрость была раскрыта, и королева, объявив Норфолка виновным в государственной измене, призвала к себе Сесила.
— Теперь, господин Сесил, — сказала она, — у нас есть доказательства его измены.
— Какие же, мадам?
— А те письма, которые ему тайно пересылали в бутылках. Чем не доказательство?
— Они ничего не доказывают, только то, что он получал в бутылках записки, ваше величество.
Королева всего лишь мельком взглянула на своего министра.
— Мадам, я пришлю вам статут Эдуарда III, где содержится ясное изложение того, что является государственной изменой.
— Значит, вы все-таки за то, чтобы отпустить Норфолка, чтобы он смог организовать мое свержение?
— Почему бы не обвенчать Норфолка с кем-нибудь еще, ваше величество? Это наилучший способ помешать ему жениться на Марии.
Елизавета улыбнулась ему. Она может доверять Сесилу. Его мысли текли в том же направлении, что и ее.
Я полагаю, сэр Ум, что ваш план чрезвычайно удачен.
Но когда он уже собирался покинуть ее, прибыл гонец с вестью о том, что на севере Англии колокола бьют тревогу. Эти северяне, эти рьяные католики, которые выступили против ее отца в крестовый поход, снова были готовы выступить, они смотрели на Марию Шотландскую как на своего лидера. Королева была объята ужасом. Больше всего на свете она опасалась войны, и вот теперь война разразилась в ее собственной стране, и война самая ненавистная — гражданская.
Сесил сказал:
— Они постараются добраться до Марии, поэтому нашей первоочередной задачей станет перевезти ее в другое место. Я немедленно пошлю туда своих людей. Так быстро, как это только возможно, мы перевезем ее в Ковентри.
Королева одобряюще кивнула.
Гражданская война! Ее собственный народ поднялся против нее. Эта мысль совершенно парализовала волю королевы, пока гнев не вытеснил ее. Снова эта Мария. Где бы ни оказалась Мария, — жди неприятностей. Мария была ее ненавистной противницей, которую она мечтала казнить, но, благодаря ее королевскому положению — этому божественному праву королей, — не отваживалась на это.
Восстание было спешно подавлено. Простые бедные люди из сел и деревень висели на виселицах, чтобы каждый мог воочию убедиться, что стало с теми, кто восстал против королевы.
Люди говорили, что во гневе она была так же страшна, как и ее отец. Шестьсот человек, которые последовали за своими предводителями, стали теперь не более, чем болтающимися трупами, и север погрузился в траур.
Елизавета сказала, что северян надо проучить, они должны понять, какая награда их ждет за измену престолу.
Марию стали стеречь более тщательно, а Норфолк продолжал жить в Тауэре. Ему был преподан урок, как сказала королева, хотя она не была окончательно уверена, что он в ответе за восстание. Что касается Марии — прелюбодейки, убийцы и возможной подстрекательницы к мятежам, — то она, как и прежде, была вне суда, как и надлежало королеве.
Министры Елизаветы печально, а порой и гневно покачивали головами. Они убеждали королеву, что ее жизнь находится под угрозой, пока жива Мария, под угрозой находится и безопасность Англии. Елизавета понимала, что многим рискует, но еще она понимала и то, что, вмешиваясь в привилегии королевского сана, она рискует большим.
Мария никогда и ни из чего не извлекала уроков и через короткое время снова организовала заговор. На этот раз она прибегла к услугам флорентийского банкира по имени Ридольфи. Ридольфи жил в Англии, но мог свободно передвигаться по Европе, и по этой причине его выбрали для передачи сообщений между Папой, испанским послом и пэрами-католиками Англии.
Находящийся дома в своем имении после освобождения из Тауэра, Норфолк все еще оставался ограниченным в правах. Будучи человеком слабовольным и находясь под чарами Марии, которой он посылал деньги и подарки, после того, как к нему обратился Ридольфи, он снова оказался втянутым в опасное и вредное дело.
На этот раз ситуация была еще более серьезной, потому что сообщения приходили от самого Альбы, который обещал, что если Норфолк начнет переворот, то он пошлет свою армию в Англию для закрепления успеха.
Расправившись с завистниками, пытавшимися сместить Сесила, королева дала ему титул лорда Бэгли, а Бэгли был не тем человеком, который забывает, что даже после освобождения Норфолк все еще оставался под серьезным подозрением.
При въезде в Англию был схвачен посланец Ридольфи, приехавший с континента, где в то время находился сам флорентиец. В перехваченном послании не содержалось ничего определенного, в нем говорилось только, что все идет хорошо, но Бэгли и его шпионы напали на след, и когда слуг Норфолка подвергли основательному допросу, обнаружилось, что заговор набирал ход и в него входили Норфолк, Мария, пэры-католики и, что самое опасное, — папа, Филипп и его военачальник Альба.
Шпионы Бэгли трудились на славу, и, наконец, они перехватили отправленные Марии письма; таким образом заговор был раскрыт прежде, чем созрел окончательно.
Бэгли не мог дольше сдерживать свое нетерпение, он представил королеве доказательства, и результатом явилось то, что Норфолка арестовали, а испанского посла выслали на родину.
Теперь уже министры королевы жаждали крови — и не только Норфолка, но и Марии. Елизавета сохраняла спокойствие, как всегда в момент опасности.
Это было достаточно странно, но она все еще отказывалась от казни Норфолка и Марии. Истина заключалась в том, что она ненавидела свары, ненавидела казни. Ее отец и сестра оставили за собой кровавый след, а она не хотела править при помощи их метода — страха. Она дала свое согласие на казнь шестисот человек во время восстания, но она уверяла себя, что это было неизбежно, потому что нужно поддерживать королевское величие, а людям следует зарубить себе на носу, что подняться против их господина — смертельный грех. Но, убеждал ее Бэгли, разве Норфолк не восстал? Разве шотландская королева не заслуживала смерти более, чем те шестьсот человек?
То, что говорил Сесил, было правдой. Но Мария была королевой, а Норфолк — первым пэром на этой земле.
Елизавета встретилась со своими министрами, она выслушала их проклятия в отношении Марии и Норфолка.
— Подобное заблуждение прокралось в умы многих людей, — сказал один из них, — что на этой земле есть люди, которых не касается закон. Марии уже выносили предупреждение. Теперь должен сказать свое слово топор.
— Должны ли мы понимать, — сказал другой, — что наш закон не может применяться к подобному злу? Если это так, то он в корне порочен. Милорду Норфолку было оказано снисхождение, но ничего хорошего из этого не вышло.
Тогда они все вместе стали кричать:
— На эшафот эту чудовищную змею, эту прелюбодейку и убийцу. На эшафот вместе с рыкающим львом из Норфолка.