Королева осыпала его всеми теми милостями, которыми имела обыкновение награждать своих поклонников. По его щеке она нежно шлепала рукой, на его руку она опиралась, его губы целовали ее руки. Ее Обезьянка отодвинула в тень ее Глаза, ее Веки и ее Барана. Хотя ей уже было за сорок, она вела себя подобно шестнадцатилетней девушке, томящейся от любви.
Елизавета была так поглощена своей Обезьянкой, что вряд ли заметила, что в Англию вернулся граф Эссекс, сгорающий от бушевавшего в его душе гнева.
Когда Роберт доложил ей, что миссия Эссекса в Ирландии не выполнена и что по этой причине его следует немедленно отослать обратно, она дала свое согласие, и с большой неохотой граф снова отбыл в Ирландию. Не прошло и месяца с тех пор, как пришло известие, что он скончался от дизентерии, и тогда поползли слухи, что его смерть не была вызвана естественными причинами.
Елизавета выкроила несколько минут и, расставшись со своей Обезьянкой, обсудила этот вопрос с Робертом.
— Что ты думаешь об этом, — спросила она. — У Эссекса наверняка имелись враги. Мне не нравятся подобные слухи.
Роберт ответил:
— Слухи следует пресечь. Нужно провести дознание, и мой зять Сидни как депутат от Ирландии проследит за тем, чтобы его провели надлежащим образом.
— Пусть он это сделает.
Вскоре сэр Генрих Сидни смог рапортовать, что смерть графа Эссекского произошла по естественной причине.
Спустя короткое время один человек, который был тесно связан с Эссексом, умер от той же болезни. Этот человек имел неосторожность вымолвить ужасные слова: он сказал, что одна очень известная в Англии персона так сильно желала смерти милорда Эссекса, что отправила своих профессиональных отравителей в Ирландию, чтобы от него избавиться, а так как те, кто проводили дознание, стояли очень близко к этой известной персоне и их судьбы были тесно переплетены, то это дело не так тщательно проанализировали, как следовало бы в действительности.
Человек этот не занимал высокого положения, поэтому его смерть не потребовала такого расследования обстоятельств, какое последовало за смертью графа Эссекса.
Услышав слухи, Кэт испугалась.
Жившая в ней болтунья жаждала открыть королеве то, что она сама услышала. Но Кэт любила свою царственную госпожу еще больше, чем любила сплетни. Смерть Эссекса могла значить только одно: в настоящее время Лестер так страстно влюблен, что собирается жениться. Прекрасно, что Елизавета флиртует со своей Обезьянкой и рассуждает о прелестях своего дорогого Барана. Она немножко увлекалась этими людьми, но по-настоящему любила только одного.
Если бы она вышла за него замуж, рассуждала Кэт, то стала бы намного счастливее. Она все равно осталась бы королевой, а он бы ей повиновался. Она выбрала не того человека, если ждала, что он смиренно согласится на положение, которое было почти невыносимым.
Когда они остались наедине, она сказала Елизавете:
— Ваше дорогое величество, эта Обезьянка и его господин… вы это не всерьез?
— Всерьез.
— Значит, вы выйдете замуж за человека, который намного вас моложе?
— По-твоему, я очень стара? Я что — безобразна?
— Вы самая молодая леди в мире — но это по духу, моя милая. Вы самая красивая, а он невысок и хил, и его кожа изрыта оспой.
— Откуда тебе известно?
— Мы об этом прослышали, и даже его мать признает, что у него не такая фигура, как у его брата.
— Ты суешься не в свое дело, Кэт.
— Это из-за моей любви.
— Я это знаю. Но я не хочу, чтобы ты совала свой нос не в свое дело.
— Милая, почему бы вам не выйти замуж за того, кого вы по-настоящему любите?
— Не понимаю, кого ты имеешь в виду.
— Ну нет, понимаете, моя милая. Вы так долго его любите, и он любит вас… и он предназначен для вас, а вы для него.
— Это что — Лестер?! — оборвала она.
Кэт спросила себя, не вспомнила ли она о леди Шеффилд и ее ребенке? А может, она прослышала о более серьезной угрозе со стороны графини Эссекс?
Кэт этого не знала и не осмелилась спросить, но ей казалось, что королева, должно быть, думает о леди Шеффилд, потому что она не была бы так спокойна, если бы знала о его связи с Летицией.
— Что! — воскликнула Елизавета, казавшаяся уязвленной. — Неужели я должна настолько забыться, чтобы предпочесть моего собственного слугу, которого я сама поставила на это место, первому принцу во всем христианском мире?
Опечаленная Кэт только покачала головой.
— Пусть Бог хранит ваше величество от всевозможных несчастий, — пробормотала она.
А Елизавета подняла руку, чтобы нежно шлепнуть руку Кэт.
Роберт направлялся на свидание с Дуглас. В тот день он попросил ее прийти в Клоуз-Арбор, расположенный возле дворца в Гринвиче.
Он был обеспокоен поведением Дуглас, которая, догадавшись о его планах в отношении Летиции, становилась все более истеричной. Дуглас занимала положение фрейлины королевы, и это было крайне опасно, потому что она находилась в тесном контакте с Елизаветой.
Он принял решение.
Ему стало известно, что сказала королева Кэт Эшли, и он сейчас был полностью уверен, что по прошествии многих лет она уже не собиралась выходить замуж. Может, если бы он не женился на Эми — был свободен тогда, когда они оба были еще молоды, то что-то и получилось бы. Но теперь слишком поздно думать об этом. Он хотел иметь детей. Он часто думал о прекрасных молодых людях, находившихся в настоящее время при дворе, которые были сыновьями его ровесников. Например, мальчики вроде Филиппа и Роберта Сидни, сын Бэкона Френсис, сын Летиции Роберт Деверо, ставший после смерти своего отца графом Эссекским, и даже сын Бэгли, молодой Роберт Сесил, хотя и горбатый и далеко не миловидный, но все-таки законный сын. Королева ценила Роберта Сесила не только потому, что он сын своего отца. Его острый ум и смекалка делали его юношей, которым можно гордиться, и даже королева, которая не выносила уродства, привязалась к нему и прозвала его своим Пигмеем. А он, Роберт, не имел законного сына! Будь что будет, но он решил жениться на Летиции.
На свидание с Дуглас его сопровождали несколько преданных ему слуг, их судьбы так тесно зависели от его собственной, что они не осмелятся предать его, какие бы выгоды это не сулило.
Дуглас уже ждала его.
Он поставил нескольких человек снаружи Клоуз-Арбор, чтобы его могли предупредить о приближении тех, кому не следовало знать о свидании.
Она была бледна и вся дрожала.
Он мягко улыбнулся ей и, положив руку на ее плечо, сказал:
— Тебе не нужно бояться, Дуглас. Как тебе известно, ты мне очень долго нравилась, и я тебя любил. Я всегда находил в тебе искреннюю и верную привязанность, которая сильно меня в тебе привлекала. Дуглас, она все еще существует в тебе, правда?
— Да, — ответила она.
— Однако я ясно дал понять, — не так ли? — когда впервые сблизился с тобой, на каких основаниях должны и всегда будут оставаться мои добрые намерения по отношению к тебе. Мне кажется, что ты полностью согласилась принять их.
— Это случилось до того, как родился ребенок.
— Но я ясно дал знать о моих намерениях еще до того времени. Разве я тебе не говорил, что не в моей воле жениться, что если бы я сделал это и об этом услышала королева, я был бы раздавлен, лишен милостей и благосклонности на веки вечные?
— Да, но это было еще до того, как появился ребенок… и мы поженились.
— Это не была настоящая свадьба, Дуглас. Я пошел на нее ради твоего душевного спокойствия. Ты не можешь предьявлять ко мне претензии, и тем не менее, я дам тебе семьсот фунтов в год, если ты перестанешь заявлять права на ту сфабрикованную церемонию бракосочетания и забудешь, что она вообще имела место.