Королева была так довольна своим планом и по-настоящему рада сказать «прощай» своей маленькой Лягушке, которая уже начала ее утомлять, что она улыбалась по поводу и без повода.
Она заявила, что для того, чтобы пересечь море, ему потребуется свита.
— Господин Лестер слишком долго сидел без дела. Я поставлю его во главе эскорта моей дорогой Лягушки и хоть как-то воспользуюсь услугами этого человека.
Она всем дала понять, что еще раз простила Роберта.
Глава 10
Королева через некоторое время вернула его, но, стоило ему попасться ей на глаза вместе с Летицией, она уже не могла отвести от него бдительного и ревнивого взора.
Она бесилась еще и потому, что их брак казался счастливым. Роберт прекратил поглядывать на других женщин. «Может, это благодаря возрасту? — задавала себе вопрос королева. — Или эта волчица обладает магической властью?» Она не сомневалась, что волки способны на все. Волки — вероломные звери.
У них родился сын — еще один Роберт Дадли, — и королева не знала, смеяться ей или плакать. Он как-то сказал ей, что ей нужно увековечить свою красоту. Она подумала: «Он увековечил свою, может, я и рада этому, хотя мне хотелось бы, чтобы мальчик не был сыном этой женщины».
У Летиции уже был один сын, и королева привязалась к нему, несмотря на его мать, потому что молодой Роберт Деверо, граф Эссекский, казался самым красивым молодым человеком, которого ей когда-либо приходилось видеть с того момента, когда ее очаровал его отчим.
Она часто с грустью взирала на своего Роберта и думала: «Теперь мы становимся старыми — слишком старыми для ревности, слишком старыми для вражды». Она сравнивала его с тем молодым человеком, который прискакал к ней в Хэтфилд на белом коне, чтобы сообщить, что она стала королевой. Бедный Роберт, он слишком располнел, его лицо стало совсем багровым от бурной жизни, его чувственность, которая в молодости являлась признаком мужественности, в старости стала выглядеть проявлением грубости.
А она сама? Она была богиней, ее не пугали стремительно несущиеся года. Вокруг нее находились мужчины, мужчины — ровесники Роберта и мужчины — ровесники молодого Эссекса, которые говорили ей, что она была богиней, которая и без помощи эликсира Корнелиуса Лэноя обрела вечную молодость.
В Нидерландах был разгромлен герцог Анжуйский, но Вильгельм Молчаливый вел там жестокую борьбу за освобождение своего народа. Всеобщее внимание в Англии было приковано к этой стране — исход освободительной войны казался чрезвычайно важным.
А внимание испанцев было приковано к Англии. «Что это за женщина? — такой вопрос задавался на заседаниях испанских кортесов. — Какой страной она правит? Это всего лишь часть острова, а она ведет себя так, как будто правит всем миром. Ее моряки — наглые пираты. Они не дают сокровищам литься в испанские сундуки. Они бесстыдные и опасные, у них нет никакого уважения к его всекатолическому величеству. Они даже оскорбляют саму святую инквизицию».
Были имена, которые на испанских кораблях и в испанских владениях произносились со страхом и ужасом: Дрейк, Хокинс — бесстрашные существа. Как только могут люди быть такими бесстрашными, как они? Как им удается всегда побеждать? Это все потому, что они продались дьяволу. Они не люди, они колдуны.
Яснее ясного, что этим людям и их наглой королеве следует преподать урок. Из Чили и Перу с награбленными в испанских городах Нового Света и на испанских галеонах сокровищами приплыл домой Френсис Дрейк, совершив кругосветное путешествие. И что же сделала королева, когда этот пират явился домой? Может, она его повесила, как он того заслуживал? Может, она отнеслась к нему, как к вору, грабителю и убийце подданных его всекатолического величества?
Нет! Он был красивым мужчиной, поэтому ей нравился, не говоря уже о других причинах. Ей нравились его девонширская картавость, его горящие глаза. Они были одного поля ягоды, потому что он мог подарить галантный комплимент на свой деревенский лад.
Королева сказала Дрейку, что испанцы находятся в страхе, они называют его наглым и испорченным человеком.
— Вы именно такой человек, сэр? — спросила она. — Если это так, я вынуждена отрубить вам голову золотой шпагой.
Вслед за этими словами она приказала принести шпагу и заставила его стать на колени, чтобы она сию же минуту могла покончить с обыкновенным Френсисом Дрейком.
Она коснулась шпагой его плеч и сказала:
— Встаньте, сэр Френсис.
Он встал, низко поклонился и поцеловал ее руку, потом сказал, что готов обогнуть мир двадцать раз и привезти в двадцать раз больше сокровищ за одну только улыбку ее величества.
Этот год был трагическим для Роберта. Его долгожданный сын, которым он так гордился, внезапно умер. Его похоронили в часовне в Уорвике. «Роберт Дадли, 4 года, дворянин» — эти слова написали на его надгробии.
Роберт обезумел от горя, и королева позабыла свою ревность, стала делать все возможное, чтобы его утешить.
Став перед нею на колени, он сказал:
— Это — возмездие. Женившись, я пошел против воли вашего величества. Это — Божья кара.
— Нет, — мягко перебила она, — это неправда. Невинный не должен страдать. Роберт, мы слишком стары и слишком серьезны, чтобы делать что-то иное, кроме как утешать друг друга.
Она усадила его у своих ног и, перебирая его волосы, воображала, что они все такие же черные и пышные, как были раньше.
Роберт старался забыть свою утрату, взяв под опеку другого Роберта, его сына от Дуглас. Он проклинал свою судьбу, которая отняла у него законного сына и оставила другого, — хотя он любил обоих мальчиков и хотел сохранить и того, и другого.
Он часто болел. Возможно, он прожил слишком бурную жизнь, и теперь, когда ему перевалило за пятьдесят, должен был за это платить.
Он не мог говорить с королевой о своих болезнях, она не переносила любые разговоры о физических немощах.
Вскоре на Роберта обрушились новые неприятности.
В том году иезуит Роберт Парсонс опубликовал в Антверпене свою книгу. Он был католиком, а Лестера во всем мире считали лидером английского протестантизма. Эта книга, которая была напечатана на зеленой бумаге, стала называться «Зеленым пальто отца Парсонса». Она представляла собой непристойное описание жизни графа Лестера, а так как в этом повествовании королеве было отведено значительное место, то там не обошлось и без скандальных подробностей.
Не упуская ни одной детали, иезуит составил список проявлений сладострастия у королевы и ее фаворита. Упоминалось и количество детей, которых, как поговаривали, они произвели на свет. Роберту приписали не только убийство Эми Робсарт, но и мужа Дуглас, и мужа его теперешней жены, Эссекса. Каждую таинственную смерть — и даже происшедшую в результате естественных причин — старались повесить на графа Лестера и его профессиональных отравителей.
Книгу завезли в Англию и стали тайно распространять. Из рук в руки передавались ее копии. В каждой таверне снова принялись смаковать подробности любовных похождений Лестера. Он стал самым страшным злодеем на всем белом свете. Он отравил королеву своими колдовскими чарами. Он был сыном дьявола.
Елизавета рвала и метала и подвергала ужасным наказаниям любого, у кого находили копию этой грязной книги, которая, как она клялась, была вся насквозь фальшивая.
Филипп Сидни, возмущенный за своего дядю, которого любил, как родного отца, написал ответ этому отпетому мошеннику, который осмелился распространять свою ложь о самом видном аристократе Англии. Он заявил, что хотя благодаря своему отцу он принадлежал теперь к другому роду, для него великой честью оставалось сознавать себя Дадли.
Однако, несмотря на то, что писали и что говорили, память об Эми Робсарт была так же свежа, как и почти двадцать лет назад. И тот, кто разбирался в таких вещах, понимал, что это больше, чем просто атака на Лестера и королеву. Это первая ласточка в грядущей войне католиков и протестантов.
И в том же году Вильгельм Оранский умер насильственной смертью. Умер Защитник страны, лидер, который подвигнул своих соотечественников на борьбу против испанской тирании.