– Неужели он так и сказал? – хмыкнул Статли. – Тогда пусть твой брат прежде скажет, где он нашел в Шервуде особ, в образе жизни которых ему пришлось усомниться!
– Нет, Вилл, – кротко потупив глаза, с лукавой улыбкой ответила Клэренс. – Твой образ жизни ему, несомненно, известен, но, разумеется, не может быть одобрен…
– …Робином, который стоит во главе всего Шервуда! – договорил за нее Статли и расхохотался.
– Вилл, ты никогда не сожалел о том, что оказался в Шервуде, оставив свой дом и землю? – спросила Клэренс, поглаживая его по руке.
– Дом и землю? – Статли усмехнулся и, отстранившись, посмотрел ей в глаза. – Ты считала меня йоменом, Клэр? Я никогда им не был!
– Кто же ты?! – перестав улыбаться, насторожилась Клэренс.
– Удивительно, что у нашего осмотрительного лорда такая легкомысленная сестра! – рассмеялся Статли. – Отдала свое сердце, не узнав прежде, кому! – Став серьезным, он ответил: – Я был наемником и носил на доспехах тот самый герб Ноттингемшира, который носят наши враги – мои бывшие соратники.
– Ты служил шерифу? Сэру Рейнолду?! – недоверчиво воскликнула Клэренс и, поймав утвердительный взгляд Статли, потрясла головой от изумления: – Нет, правда?! Ты был ратником шерифа?!
– Тебе трудно в это поверить? – усмехнулся Статли, глядя в широко раскрывшиеся глаза Клэренс. – Но это так, голубка. В свое оправдание могу лишь сказать, что моя служба закончилась несколько лет назад, когда ты уже воспитывалась в обители, а твои братья еще жили в Локсли.
– А как ты вообще попал на эту службу? – еще не придя в себе от неожиданного открытия, спросила Клэренс.
Статли очень внимательно посмотрел на нее. За все месяцы, которые они провели вместе в Шервуде, поддаваясь взаимному притяжению, встречались, проводя время в прогулках и долгих беседах, вышло так, что разговор о его прошлом ни разу не зашел. Однажды узнав, что он во время ее пребывания в монастыре жил в Локсли вместе с ее братьями, Клэренс как-то сама собой уверилась в том, что возлюбленный до Шервуда был обычным добропорядочным йоменом, только оружием владел почему-то с умением, едва ли не равным умению ее братьев. Узнай она раньше, что он был ратником шерифа, изменилось бы ее отношение к нему или нет? Ведь для нее, сестры лорда вольного Шервуда, хуже, наверное, мог быть только ратник Гисборна, если не упоминать о самом Гисборне.
Клэренс, чувствуя на себе взгляд Статли, прекрасно поняла все сомнения возлюбленного. Устремив на него спокойный взгляд ясных голубых глаз, она сказала:
– Наверное, ты прав, и я должна была задать тебе такой вопрос раньше, но и тебе следовало самому рассказать о себе, чтобы между нами не возникла неясность. Ведь обо мне ты знал все и без моих рассказов, а я сложила представление о тебе, которое и близко не имеет отношения к действительности.
Статли глубоко вздохнул, признавая справедливость ее упрека. Конечно, ему следовало рассказать о себе раньше, но она не спрашивала. Но и он не рассказывал ей по той же причине, что и она. Робин и Вилл знали все о его прошлом, и не только они, и Статли считал само собой разумеющимся, что у него нет тайн от Клэренс. Раз она не спрашивает, то и так все знает. Оказалось, что нет.
– Кто твои родители? – спросила Клэренс.
– Не знаю, – пожал плечами Статли. – Я был одним из воспитанников настоятеля собора в Ноттингеме, и о том, как я среди них оказался, мне рассказали две совершенно разные истории, которые сходились в одном: меня младенцем подобрали на паперти. Но по одному рассказу, меня забрали из рук мертвой матери – в тот год случилось поветрие. Не чумы, но какой-то другой болезни, от которой умерло много народа. Настоятель же сказал, что меня просто подбросили. Я был в соборе служкой, потом меня, наверное, отправили бы в какой-нибудь монастырь.
– Не могу представить тебя монахом! – не удержалась от смешка Клэренс.
– Как видишь, я им не стал. Меня с раннего детства занимало оружие. Оказавшись в городе, я мог часами простаивать у прилавка оружейника или во дворе замка шерифа, наблюдая за тренировками ратников. Ох, сколько раз по моей спине гуляли розги, когда меня посылали с каким-нибудь поручением, а я возвращался только под вечер, вдоволь насмотревшись на ратные занятия! В конце концов я привлек внимание одного из ратников шерифа, и он устроил так, что меня забрали из собора в услужение во дворец сэра Рейнолда. В шестнадцать лет я уже стал одним из ратников и радовался тому, что моя жизнь сложилась так, как я хотел. Мне была по сердцу ратная служба, общество товарищей по оружию вполне заменило мне семью, и я служил благородному делу – поддержанию порядка и защите справедливости.