После возвращения домой Трэвис еще не называл ее Синеглазкой. Осторожно стягивая пыльные чехлы с мебели гостиной, Алисия задумалась над тем, почему он назвал ее так именно здесь. Он пользовался теми ничего не значащими ласковыми словами, которые обычно пускают в ход мужчины, когда им что-то нужно от женщины, но этим прозвищем не называл ее уже давно. Может быть, он называл ласковым именем женщину, которая выбирала эту мебель? Ей хотелось выбросить эти мысли из головы, но они настойчиво стучали в висках. Так все-таки чей это дом?
Она ревновала. Она ревновала его ко всем женщинам, которых он знал, даже к той раскрашенной Молли из Цинциннати. Интересно, как долго Трэвис содержал любовницу, которая жила здесь? Дольше, чем те несколько месяцев, которые ему понадобились, чтобы уложить в постель ее саму и, оставив беременной, исчезнуть? Или она вообще не удовлетворяла его, но он терпел ее потому, что решил — пришла пора жениться и завести детей? Неужели ни одна женщина не может интересовать его дольше нескольких месяцев?
В счастливом неведении о том, что разворошил осиное гнездо, Трэвис досконально обследовал дом, отмечая про себя, какие работы необходимо произвести. Вернувшись в спальню, он обнаружил Алисию за туалетным столиком, приводящую в порядок непокорные волосы, а их сын спокойно лежал в кровати, укрытый одеялом. Трэвис подошел к ней и, положив руки на ее безукоризненные плечи, встретился с ней взглядом в зеркале.
— Я подумал, нам лучше отдохнуть и заняться гардеробом, прежде чем встречаться с отцом, если, конечно, у тебя нет возражений. Или ты хотела бы пойти к нему в гостиницу сегодня же вечером?
Его прикосновение, взгляд его черных глаз — по телу Алисии прокатилась дрожь. Ну почему он выглядит таким чертовски мужественным в этой старой рубашке, из которой выпирают мускулы, и в обтягивающих узкие бедра кожаных штанах? И зачем ей обращать на это внимание? Ей пора уже сбить с него его мужскую спесь, но она не могла больше злиться. Между ними произошло столько всего, что для злости уже не осталось места. Все, что было сейчас ей нужно, отражалось в зеркале, и она накрыла его руку ладонью.
— Я не спешу, хотя твой отец, наверное, сходит с ума от беспокойства. Может быть, лучше тебе пойти к нему сейчас, а я останусь здесь?
— Я никуда без тебя не пойду. — Трэвис повторил те слова, с которых началось их путешествие. — Я пошлю сообщение отцу, что с нами все в порядке и мы скоро навестим его. Это тебя устроит?
Эти слова звучали обнадеживающе. С какой стати он стал бы настаивать на ее присутствии, если бы не питал к ней никаких чувств? Алисия кивнула в знак согласия.
Трэвис почувствовал перемену в ее настроении, но расслабляться было еще рано. Он должен быть уверен в ее чувствах, а он знал только один способ, как это сделать — уложить ее в свою постель. Помимо того, что Трэвис не знал, будет ли она благосклонна к нему или он навсегда испортил их супружеские отношения, его беспокоило состояние ее здоровья. Возможно, она еще не совсем здорова или ему не стоит рисковать из-за вероятности новой беременности через такой короткий срок? Будь на месте Алисии другая женщина, он бы, не раздумывая, повалил ее и сделал все по-своему. С этой же женщиной Трэвис никогда не знал, что от нее ожидать, но она была ему дороже всех на свете. Только понял он это слишком поздно и не хотел больше допускать ошибок.
Трэвис нехотя убрал руки с ее плеч и, поцеловав в щеку, произнес:
— Пойду поищу посыльного, а потом отведу тебя куда-нибудь поесть.
Тихо ступая, он вышел из комнаты, а Алисия отругала свое отражение в зеркале. Ну почему она не подала какой-нибудь знак, не сделала какое-то движение, не предприняла ничего для того, чтобы он понял, что она его любит? Сможет ли она когда-нибудь поступиться своей упрямой гордостью, чтобы показать, что хочет опять стать его настоящей женой, что была не права, отвергая его? Или она все еще боится насилия, которое когда-то стало поводом их разрыва?
В эту ночь Алисии предстояло спать на кровати с высокими резными столбиками, подобно той, что осталась в их прежнем доме. Она отважилась надеть светлую батистовую ночную рубашку с изящной вышивкой на глубоком декольте и с длинными вырезами от лодыжек до колен. При каждом движении ее тело неприлично обнажалось, а почти прозрачная ткань практически ничего не скрывала. Это было уже слишком, и она решила поискать другую рубашку, но было поздно; поскольку она услышала шаги Трэвиса.
Трэвис успел заметить только мелькнувшую лодыжку, впрочем, тут же скрывшуюся под одеялом. Он медленно закрыл за собой дверь и посмотрел на роскошные волосы, рассыпавшиеся по ночной рубашке, которая подчеркивала соблазнительность ее тела. Он перевел взгляд с нежных округлостей на порозовевшие щеки Алисии, уклонявшейся от его взгляда, и спокойно прошел к скамейке.
— Не думала, что придется спать в постели, в которой ты спал со своей любовницей, — неожиданно высказалась Алисия.
У Трэвиса, присевшего, чтобы снять сапоги, дернулись уголки губ.
— Это моя кровать, и я делил ее только с бутылкой виски.
Его невозмутимость разозлила Алисию. Желая спровоцировать его, она продолжала наступать:
— Где она сейчас? Ты нашел ее, когда выходил прогуляться после ужина?
Трэвис спокойно стянул рубашку и бросил на скамейку. Мерцающий свет лампы отбрасывал блики на его худощавый торс, высвечивая бронзовые пятна на его груди.
— Мы разошлись много лет назад. Я даже не помню ее имени. В чем дело, Алисия? Неужели ты начала меня ревновать?
Она бросила на него сердитый взгляд.
— Если бы это было так, я бы уже давно изошла от ревности. Когда твои шлюхи рассказывают мне, как ты хорош в постели, а твоя индейская возлюбленная живет на нашей земле, не говоря уже о тех женщинах, с которыми ты общался в последние месяцы, а теперь еще и это… — Она вытянула руку, указывая на кровать. — Это ты тоже вырезал для нее, да?
В черных глазах Трэвиса промелькнул дьявольский огонек, когда он поднялся на ноги и шагнул к злополучной кровати. Подтянув одеяло к подбородку, Алисия вызывающе смотрела на него, но он, похоже, решил не церемониться. Одним рывком он сбросил одеяло на пол, обнажив ее соблазнительный наряд. Трэвис задохнулся при виде столь прекрасной картины, и плотоядный блеск в его глазах засиял ярче. Она надела эту рубашку, чтобы доставить ему удовольствие, разве не так?
Длинные ноги метнулись к другому краю кровати, но, прежде чем Алисия успела убежать, Трэвис схватил ее за талию, и они вместе упали на матрас. Прижимая Алисию своим телом, Трэвис сжал ее плечи, вглядываясь в бездонную синь любимых глаз.
— С тех пор как мы встретились, у меня никого не было, кроме тебя. Ты единственная женщина в моей жизни, Алисия, и ты сводишь меня с ума. Признаю, я заслужил все твои обвинения. Я и расстраивал, и унижал тебя, и пугал без причины. Но должен же быть этому конец, Алисия? Ты мучила меня очень долго за все мои прегрешения. Пора уже покончить с этим, как ты думаешь?
Его руки обжигали тело, а обтянутые оленьей кожей ноги находились в слишком опасной близости от ее самого чувствительного места, пробуждая в ней неуправляемые эмоции. Взглянув на его мужественные черты лица, Алисия с трудом удержалась, чтобы не прикоснуться к нему. Ей хотелось приласкать его и вернуть ему смех. Но она окаменела.
— Когда ты будешь обращаться со мной чуть лучше, чем с лошадью, которую ты объезжаешь или выгуливаешь на пастбище, — только тогда, — хрипло прошептала она с гордым вызовом, но сердце ее колотилось от страха. Она очень хотела его, но еще больше хотела его любви. Могла ли она требовать этого?
Трэвис внимательно смотрел на ее бледное лицо в ореоле темных локонов. Его чресла болели от желания обладать ею, и он был уверен, что уже совсем близок к этому, но, оказывается, все не так просто. Она приняла его назад без слова упрека, ни разу не пожаловалась на то, что он оторвал ее от дома и вовлек в опасное путешествие по реке, лечила его, нянчила их сына и терпела его характер — но не желает уступать ему в постели. Почему?