У нашей принцессы хорошее воображение и плохие манеры, подумала я. Но, возможно, она вполне искренне считает, что титулованная особа так и должна себя вести. Зато я кое-что уже знаю о ней, хотя пока не удалось завести личное знакомство.
Теперь меня ждал шумный Париж. Это был поистине колдовской город! Я без памяти влюбилась в широкие бульвары, ажурные мосты, величественные дворцы и соборы. Меня очаровали уличный шум, беспрестанная суета, смех и музыка, что доносилась из открытых дверей многочисленных кафе, возле которых на тротуарах стояли столики под пестрыми зонтиками. Здесь во всем сквозила безоглядная любовь к жизни, главная ценность которой заключалась в ней самой, а не в каких-то ее результатах…
Мне не потребовался экипаж, чтобы найти дорогу домой. Я вернулась совершенно самостоятельно, как выяснилось, отлично ориентируясь в незнакомом городе.
Утро выдалось весьма приятным, и я была искренне благодарна за него этой невоспитанной принцессе.
Обед подали в мою комнату, опять на подносе. Видимо, мне и впредь предстоит принимать пищу в одиночестве. Должно быть, эти люди понятия не имеют, как со мной следует обращаться, считая чем-то вроде служанки. В замке все было по-другому, там к художникам относились с уважением.
Впрочем, это не имело особого значения. Я собиралась написать портрет принцессы, а затем, прежде чем приступать к другим заказам, съездить домой. Вот и все.
После обеда пришла madame la gouvernante с сообщением о том, что принцесса и ее эскорт все еще не вернулись. Стало известно, что они отправились в Сен-Клу. Вероятно, принцесса все же скоро вернется, а значит, мне лучше не выходить из дома, чтобы иметь возможность познакомиться со своей моделью, если она, конечно, изъявит подобное желание.
Мне не осталось ничего иного, как принять это условие, но сообщение о том, что принцесса ждет меня в мезонине, поступило лишь в четыре часа пополудни.
Я сразу же направилась туда. Она стояла у окна, глядя на улицу, и не обернулась, когда я вошла. Очень яркое красное бальное платье, плечи обнажены, а длинные темные волосы распущены. Со спины она походила на ребенка.
— Принцесса… — произнесла я.
— Входите, мадемуазель Коллисон, — ответила она. — Можете приступать.
— Это невозможно. Слишком мало света.
— Вы это о чем? — Она резко повернулась. Мне показалось, что я ее уже где-то видела. И тут же все поняла. Распущенные волосы и красное бальное платье изменили ее образ, сделав совершенно непохожей на вчерашнюю девушку в черном платье и белом переднике.
Значит, она любит розыгрыши, подумала я. Да, легкой жизни в этом доме ждать, пожалуй, не стоит.
Я подошла и слегка наклонила голову, вовсе не собираясь делать реверансы перед этим капризным ребенком. В конце концов, королевская семья во Франции после революции утратила почти все свои привилегии.
— Видите ли, принцесса, — начала объяснять я, — для такой тонкой работы мне необходимо максимально яркое освещение. Я работаю только по утрам. Иногда и днем, но только в солнечную погоду, а сегодня пасмурно.
— Быть может, нам следует поискать художника, который согласится работать в любое время, — высокомерно произнесла она.
— Это вам решать. Я могу лишь сказать, что сегодня сеанса не будет. Если вы не собираетесь утром на верховую прогулку, мы могли бы начать завтра… скажем, в десять часов.
— Я не знаю.
— А я не могу находиться здесь бесконечно долго.
— Ну что ж, посмотрим… — неохотно протянула она.
— Быть может, вы позволите мне поговорить с вами сейчас. Я должна немного знать свою модель, прежде чем приступать к портрету. Можно присесть?
Она кивнула.
Я принялась изучать ее лицо. Широкий нос, характерный для династии Валуа, хотя и подтверждает ее происхождение, совершенно не соответствует современным представлениям о красоте… Глаза маленькие, но живые… Губы капризно надуты, но, возможно, это не является их постоянной характеристикой, а зависит от настроения… В принципе, с нее можно написать очаровательный портрет. Лицо сияет юностью и свежестью, кожа очень гладкая, а зубы — ровные и белые. Если бы только удалось заставить ее улыбаться… А вот цвет платья совершенно не к лицу…
— Вам придется снабдить меня носом получше, — заявила она.
Я рассмеялась.
— Я хочу написать ваш портрет.
— Это означает, что на портрете будет изображена уродина.
— Ничего подобного. Я вижу вполне реальные возможности.
— Что вы имеете в виду… под возможностями?
— Вы когда-нибудь улыбаетесь?
— А как же!.. Когда мне весело.
— Прекрасно. У вас очень красивые зубы. Зачем же их скрывать? Очаровательная улыбка зрительно укоротит нос, а если вы широко и заинтересованно раскроете глаза, они станут ярче и больше. Но платье никак не годится.
— Оно мне нравится.
— Что ж, это весьма уважительная причина. Изобразим именно это платье, так как оно нравится вам.
— Но не вам?
— Нет. Красный — это не ваш цвет… впрочем, как и черный, который вы избрали вчера вечером.
Принцесса зарделась и расхохоталась. Теперь она казалась почти хорошенькой.
— Вот так лучше, — одобрительно произнесла я. — Если бы мне удалось запечатлеть вас такой…
— Вы сделали вид, что не узнали меня.
— Я вас мгновенно узнала.
— Но не вчера вечером.
— А как могло быть иначе? Я ведь до того ни разу не видела принцессу…
— А когда увидели меня здесь…
— То сразу же узнала.
— А что вы подумали вчера вечером? Из меня вышла хорошая служанка?
— Нет. Ужасно нахальная.
Она опять засмеялась, и я к ней присоединилась.
— Видите ли, я не хочу, чтобы вы писали этот портрет, — заявила она.
— Я это уже поняла.
— И вообще ненавижу эту затею. — Внезапно ее лицо сморщилось и она стала похожа на испуганного ребенка. — Ненавижу все это…
Мое отношение к ней изменилось кардинальным образом. Как жаль ее… Бедное невинное дитя, доставшееся этому ужасному человеку!
— В этом причина вашей неучтивости сегодня утром?
— Неучтивости?
— Вы отправились на верховую прогулку, хотя было решено, что утром состоится первый сеанс.
— Я не усматриваю в этом никакой неучтивости. Мы не должны соблюдать этикет в отношении…
— Слуг, — закончила за нее я. — Или каких-то там художников… но, возможно, художники — это те же слуги.
— Они приезжают, чтобы работать на нас… и им за это платят.
— Знаете, что сказал по такому поводу один из самых великих ваших королей?
— А-а… история!
— Это высказывание имеет самое прямое отношение к данной ситуации. Он сказал: «Люди создают королей, но только Бог может создать художника».
— Что это значит? Я думала, что Бог создал нас всех.
— Это значит, что Бог наделяет даром творения лишь немногих избранных людей, а самые великие из них стоят выше королей.
— Что-то в этом роде провозглашалось во время революции.
— Напротив, это сказал один из самых больших деспотов в вашей истории — Франциск Первый.
— Вы, похоже, очень умны.
— Просто хорошо знаю свое дело.
— Барон сказал, что вы талантливы.
— Ему понравилась моя работа.
— Вы написали его портрет. Он вам позировал.
— Именно так и было, и я рада, что он оказался хорошей моделью.
— Наверное, мне тоже придется вам позировать.
— Именно для этого я здесь. Я бы хотела увидеть вас в синем. Пожалуй, этот цвет вам больше к лицу. Он подчеркнет красоту вашей кожи.
Кончиками пальцев она коснулась своего лица. Как же она юна! — подумала я и простила ей как вчерашний маскарад, так и сегодняшнюю грубость. Передо мной стоял всего лишь растерянный ребенок.
— Давайте вместе выберем для вас платье, — предложила я. — быть может, у вас есть какое-то любимое. Сама я выбрала бы синее, но, быть может, мы найдем что-то еще.
— У меня очень много платьев, — проговорила она. — Я была представлена императрице. Надеялась, что мне удастся повеселиться в Париже, но решение барона жениться на мне разрушило все планы.