Здесь, во Франции, моя жизнь потекла совсем по другому руслу. Уютный мирок Фаррингдона стерся, как беглый карандашный набросок, а я угодила в мир интриг, лжи, коварства… изнасилований… всего того, что, как мне казалось, существовало в какой-то иной, не моей жизни.
И за все это нес ответственность один-единственный человек. Я не могла забыть его лицо. Оно стояло передо мной с того самого дня, когда я покинула замок. Оно проглядывало в химерах собора. Оно врывалось в мои сны. Что, если он обладает какими-то сверхъестественными способностями, унаследованными от прародителей-викингов?
Я должна сохранять спокойствие. Должна обдумать ситуацию, в которую угодила не по своей воле. Но если по правде, то не так уж сложно было и раньше догадаться о его истинных намерениях относительно меня. Достаточно оценить те откровенные взгляды, которые он бросал время от времени… Я должна была насторожиться, хорошо зная, что уж если барон хочет женщину, он будет идти напролом, причем независимо от ее согласия или отказа. Именно так поступали его отчаянные предки…
Я уже никогда не буду такой, как прежде. Никогда не почувствую себя чистой. Он замарал меня и ликует по этому поводу, считая, что теперь мне не остается ничего иного, кроме статуса его рабыни.
Нужно как можно скорее уходить отсюда. А потом подумать о мести. В наше время никому не позволено поступать подобным образом. Одно дело — заниматься любовью с женщиной, получив на то ее согласие. Но заманить в ловушку добродетельную девушку, подсыпать ей снотворного, а затем воспользоваться ситуацией — так действуют только трусы и демоны.
Ненависть достигла такой степени, что меня начало трясти. Выбраться. Любой ценой выбраться отсюда! Пойду к той женщине, которая угощала меня вином… скажу ей, что обращусь в полицию.
Но могу ли я и в самом деле так поступить? Ведь здесь все, абсолютно все находится под его контролем. Он скажет: «Она добровольно провела со мной ночь…» Этот человек вполне способен на такое. Ложь — его вторая натура.
Для начала нужно одеться.
Я выбралась из постели. Взглянув на подушку, все еще хранившую отпечаток его головы, яростно ударила по ней кулаком и тут же устыдилась своих детских эмоций.
Меня предали. Меня изнасиловали. И сделал это тот самый человек, которого я ненавидела всеми фибрами души. К тому же я теперь в его власти. Он подчинил себе мое тело. Но не душу, нет… И в этом демон очень скоро убедится.
Главное — уйти, и как можно скорее.
Я начала искать свою одежду. Ее нигде не было. Все исчезло… мои туфли… все…
На кровати лежало стеганое покрывало. Завернувшись в него, я отправилась на разведку. К моей радости, дверь оказалась незапертой. За ней открывалась небольшая площадка, откуда вели вниз узкие ступени винтовой лестницы, высеченной прямо в стене. На площадке была еще одна дверь, которая вела в комнату, видимо, предназначенную быть туалетной. Там стояли стол с зеркалом, умывальник и кувшин с водой. Вдоль стен расположились изящные шкафчики. Я подумала, что, возможно, там хранится моя одежда, и осмотрела их все, один за другим, но не нашла ничего, кроме полотенец и прочих туалетных принадлежностей. Моей одежды нигде не было…
Я обнаружила еще одну комнату, смежную со спальней. Ее обстановка ограничивалась столом и двумя стульями. По всей видимости — столовая. Одежда, конечно же, отсутствовала и здесь.
Осторожно спустившись по лестнице, я остановилась перед массивной дверью, утыканной железными шипами и, разумеется, запертой.
Внезапно меня охватило отчаяние.
Как долго он намерен держать меня здесь? Придет ли он еще? Я ни за что не соглашусь пить вино. Впрочем, он и не станет заставлять. Прошлой ночью я имела возможность убедиться в его необычайной силе.
Запертая в этих каменных стенах, я лишена каких бы то ни было шансов выйти на свободу.
И тогда, отчаявшись, начала колотить кулаками в дверь.
— Сейчас, сейчас, уже иду! — донесся женский голос.
Я насторожилась, впившись взглядом в дверь. Если это та самая женщина, Марта, которая угощала меня вином вчера вечером, то, быть может, удастся мимо нее проскочить. А затем разыскать свою одежду. Мой багаж тоже должен быть где-то здесь. Возница, Жак Пети, должен был забрать его вчера вечером из экипажа. Если удастся одеться, я смогу убежать. Это место находится на дороге, примерно в пяти милях от Сентевилля. Я знала, в какую сторону следует бежать, и не могла думать ни о чем, кроме побега…
В замке со скрежетом повернулся ключ. Тяжелая дверь медленно, ужасно медленно приотворилась. Я напряглась в ожидании решительного рывка.
Да, это была она. Марта внесла медный кувшин с горячей водой. Пока она ставила его на пол, я решила воспользоваться случаем и бросилась к двери. Но за ней стоял высокий мужчина, скрестив на груди руки. Он покачал головой. Я попыталась было проскочить мимо него, но он поймал меня и поднял в воздух, будто маленького ребенка, после чего внес в помещение и закрыл дверь.
— Бесполезно, — ровным голосом произнесла Марта. Вид у нее оставался такой же безмятежный и домашний, как и накануне вечером. — Тут везде охрана.
— Что же это?! — воскликнула я. — Какая-то глупая игра в средневековье?
— Приказ барона.
Она подняла кувшин и по лестнице направилась в комнату, где я видела умывальник и зеркало.
— Я первым делом принесла воду, — оживленно заговорила Марта, — потому что вы похожи на одну из тех дамочек, которые любят вначале мыться. А теперь я принесу ваш petit dejeuner[16]. И еще что-нибудь из одежды. Это покрывало не совсем удобно, вы согласны? А ваши бедные ножки? Эти каменные полы совершенно ледяные, мне ли об этом не знать!
Я последовала за ней и, когда она поставила кувшин на стол, схватила ее за руку.
— Вчера вы напоили меня каким-то зельем…
Марта пожала плечами.
— Обманули… подло и жестоко.
— Приказ, — произнесла она.
— Приказ барона, — уточнила я.
Она молчала.
— Для него это обычное дело?
— Он непредсказуем. А дамы… они всегда были… Как правило, они приходят добровольно… Вы меня понимаете?
— А тех, кто отказывается, приходится опаивать снотворным?
— Да нет… нет… Правда, иногда попадаются такие, которые любят, чтобы их уговаривали.
— Мне кажется, я перенеслась лет на пятьсот назад. Принесите одежду… мою одежду.
Она пожала плечами и ушла.
А я направилась в туалетную комнату. По крайней мере, смогу помыться. Тогда наверняка почувствую себя лучше. Увидев свое отражение в зеркале, я чуть не расплакалась. Однако, вымывшись, заметно повеселела. К этому времени Марта вернулась с горячим кофе, булочками и вареньем.
Я подавила желание броситься к лестнице, зная, что это абсолютно бесполезно.
Она внесла поднос в ту комнату, которую я назвала столовой, и поставила его на стол. Затем исчезла, но вскоре вернулась с длинным, к тому же отороченным мехом, халатом. Он был зеленоватого цвета и поблескивал золотыми нитями. Оторочен был не только подол, но и широкие рукава.
Марта поставила передо мной три пары атласных туфель.
— Выберите. Я ведь не знаю, какой требуется размер, — будто извиняясь, пояснила она.
— О господи, у него что, на всякий случай припасена обувь всех размеров?
— Выберите туфли, мадемуазель.
Я выбрала туфли подходящего размера и взяла из ее рук халат.
Когда она ушла, я надела его. Он оказался мягким, шелковистым и очень удобным. Нельзя было не признать, что теперь, помывшись и одевшись, я стала чувствовать себя гораздо лучше и все происходящее уже не представлялось таким безысходно трагическим.
Я даже смогла что-то съесть. Кофе оказался очень вкусным. Правда, едва лишь выпив его, тут же подумала, что напрасно это сделала. Кто знает, подсыпали в него что-то или нет…
Но зачем теперь подсыпать, когда он уже сделал свое черное дело?
Я почувствовала, как душу вновь наполняет горечь унижения. Сначала пожалела о том, что практически ничего не помню, но потом решила, что так даже лучше. Ведь вполне достаточно было и того, что зафиксировали той ночью редкие проблески сознания. Да и позже, когда я уже начала приходить в себя… Он взял меня как… наложницу. Вернее, как вещь.