— Ты судишь о нашем заказчике по его замку.
— Я чувствую, что он цепляется за прошлое. Это ведь витает в воздухе.
— Поглядим, Кейт. А пока составим план действий. Хотел бы я знать, где предстоит работать. Нам ведь требуется гораздо больше света…
— А вот мне хотелось бы знать, чем все это закончится.
— Давай пока побеспокоимся о том, с чего следует начать. Мы уже здесь, Кейт. Сегодня вечером нам предстоит встретиться с этим мсье де Мортимером. Посмотрим, как он отнесется к твоему присутствию.
Раздался стук в дверь. Это была служанка, которая принесла кофе и бриоши с фруктовым джемом. Когда мы поедим, она покажет мне мою комнату, которая расположена по соседству. Затем принесут воду для умывания.
До обеда еще оставалась уйма времени.
Кофе и бриоши оказались необычайно вкусными, и мое настроение улучшилось. Я начала заражаться отцовским оптимизмом.
Моя комната была очень похожа на комнату отца. Пол был устлан толстыми коврами, а на окнах висели бархатные темно-фиолетовые шторы. У стены стоял шкаф, украшенный изысканной резьбой, неподалеку от него стол с зеркалом в массивной раме и несколько стульев. Я подумала, что здесь будет достаточно уютно.
Принесли мой багаж, и я начала переодеваться к обеду.
Что носят в таких замках? Я ожидала определенной церемонности и была рада, что леди Фаррингдон время от времени устраивала балы, вынудившие меня сшить несколько вечерних туалетов.
Я остановилась на довольно скромном платье из темно-зеленого бархата с широкой юбкой и облегающим лифом. Это было никак не бальное платье. Я надевала его на музыкальные вечера, устраиваемые леди Фаррингдон, но оно показалось мне вполне соответствующим данному случаю. Более того, в одежде такого оттенка я всегда чувствовала себя свободно и уверенно. Отец называет его изумрудным.
— Старые мастера умели передавать этот оттенок, — часто говорил он. — После семнадцатого века это уже никому не удавалось в полной мере. В старину цвету придавалось большое значение, и у великих художников были свои секреты, которыми они ни с кем не делились. Теперь все по-иному. Краски продаются в тюбиках, а это ведь совсем не то.
Одевшись, я зашла к отцу. Он уже ждал меня, а спустя несколько минут послышался осторожный стук в дверь. Это был дворецкий, который должен был лично сопроводить нас в столовую.
Мы шли довольно долго, пока наконец не оказались в другой части здания. Архитектура несколько изменилась. Судя по всему, замок был огромным и много раз достраивался на протяжении многих веков. Теперь нас уже окружал совсем иной стиль, характерный не для начала норманнского периода, а скорее для позднего Средневековья.
Мы вошли в небольшую комнату с расписным потолком, который сразу же привлек мое внимание. Я подумала, что было бы хорошо при случае рассмотреть его более внимательно. Здесь было очень много такого, что требовало детального изучения. Когда мы чуть ли не бегом миновали картинную галерею, я подумала о том, что отцу, так же, как и мне, нынче пришлось проявить немалую выдержку, чтобы воздержаться от просьбы остановиться и предоставить нам возможность хотя бы вскользь осмотреть полотна.
Комната с расписным потолком была своего рода приемной. Мне подумалось, что именно в такой комнате, должно быть, посетители ожидают королевской аудиенции. Да этот барон де Сентевилль и в самом деле живет, как король. Интересно, какое у него лицо? Мне почему-то казалось, что оно совершенно не подходит для миниатюры.
В комнату кто-то вошел. У меня захватило дух. Это был самый красивый мужчина из всех, кого я когда-либо видела. Среднего роста, светло-каштановые волосы и карие глаза. Его элегантный смокинг имел несколько более замысловатый покрой, чем я привыкла видеть на мужчинах дома, а белоснежную сорочку оттенял синий шарф сапфирового оттенка, заколотый булавкой с камнем, который, судя по блеску, мог быть только бриллиантом.
Он низко поклонился и поцеловал мне руку.
— Добро пожаловать, — произнес он по-английски. — Я счастлив приветствовать вас от имени моего кузена, барона де Сентевилля. Он сожалеет, что не может встретиться с вами сегодня. Барон будет здесь завтра. Вы, должно быть, голодны. Не желаете ли отобедать? Сегодня мы будем трапезничать… a trois… втроем… так сказать, в тесном кругу. Я подумал, что в день вашего приезда так будет удобнее. Все деловые вопросы мы обсудим завтра.
Отец поблагодарил его за любезный прием.
— Боюсь, что произошло небольшое недоразумение, — произнес он. — Вы ожидали ведь только меня… Моя дочь тоже художник. Мне уже трудно путешествовать без нее.
— Мы счастливы принимать в замке мадемуазель Коллисон, — поклонился наш собеседник.
Затем он сообщил, что его зовут Бертран де Мортимер и он приходится владельцу замка дальним родственником. Сам барон является главой рода… а он, Бертран де Мортимер, представляет одну из его, как бы поточнее выразиться, второстепенных ветвей. Понятно ли это?
Мы заверили его в том, что все отлично поняли и весьма благодарны мсье де Мортимеру за беспокойство о нашем комфорте.
— Барон наслышан о вашем мастерстве, — сказал он. — Как вам уже известно, он собирается жениться и хочет подарить невесте свой миниатюрный портрет. Барон закажет вам также и портрет невесты, если…
— Если ему понравится наша работа, — закончила за него я.
Мсье де Мортимер склонил голову в знак согласия с моим несколько прямолинейным заявлением.
— Я не сомневаюсь, что работа ему понравится, — добавил он. — Ваши миниатюры известны всей Европе, мсье Коллисон.
Трогательная радость, всегда озаряющая лицо отца, когда кто-то хвалил его работу, в этот раз была особенно пронзительной. Мое сердце сжалось от прилива нежности.
С каждой минутой отец держался все более уверенно, впрочем, как и я. Трудно было представить гостеприимного и предупредительного мсье де Мортимера в каком-либо ином качестве, и если великий и могущественный барон хоть немного походил на него, нам, поистине, ничто не угрожало.
— Барон — большой знаток живописи, — тем временем продолжал мсье де Мортимер, — а также ценитель красоты во всех ее проявлениях. Он видел многие ваши работы и составил о вас очень лестное мнение. Это и явилось причиной того, что он остановил свой выбор именно на вас, а не на ком-то из французских мастеров.
— Смею полагать, что в искусстве миниатюрного портрета англичане преуспели более, чем представители других наций, — охотно откликнулся отец, седлая своего любимого конька. — Это тем более странно, что, прежде чем попасть в Англию, это искусство уже получило широкое распространение в других странах. Ваш великий Жан Пюссель открыл свою мастерскую еще в четырнадцатом веке, в то время как Николас Хиллиард, которого принято считать основоположником английского искусства миниатюры, родился лишь два века спустя.
— Это искусство, должно быть, требует огромного терпения, — предположил мсье де Мортимер. — Не так ли?
— Еще какого! — подтвердила я. — А вы живете здесь вместе с вашим кузеном, мсье де Мортимер?
— Нет… нет. Я живу с родителями… в небольшом имении к югу от Парижа. В раннем детстве я… жил здесь некоторое время. А затем, спустя годы, научился управлять поместьем и жить как… comme il faut[7]… вы понимаете? Кузен — мой покровитель… Кажется, у вас это так называется.
— Что-то вроде направляющей руки, глава рода?
— Возможно, — с улыбкой кивнул молодой человек. — В сравнении с ним моя семья весьма… небогата. Кузен нам очень… э-э… полезен…
— Я вас отлично понимаю. Надеюсь, вы не считаете мои вопросы неуместными.
— Уверен, мадемуазель Коллисон, что вы не способны задавать неуместные вопросы. Мне льстит ваш интерес к моей семье.