Архиепископ Болдуин окропил оружие святой водой, прося Господа, чтобы хозяева мечей могли использовать их лишь во благо: защищать церкви, вдов и сирот, и карать тех, кто чинит зло. Королевские слуги привязали мечи на пояса юношей и вручили каждому из них пару позолоченных шпор.
Ричард, до того стоявший немного поодаль, сейчас вышел вперед. Его глаза были слегка покрасневшими после вчерашней церемонии и пира, но волосы по-прежнему горели, как золотые нити, а на челе красовалась королевская корона.
Молодые люди преклонили перед ним колени и склонили головы. Фульк, стоявший в первом ряду, уставился на сапоги монарха. Они были изящно расшиты золотом: такая отделка плохо вязалась с их огромным размером – нога у Ричарда была будь здоров.
Король достал из выстланных шерстью ножен полированный стальной меч и возложил его сначала на правое, а потом на левое плечо Фулька.
– Фульк, сын Фулька, объявляю тебя рыцарем, – провозгласил Ричард звучным баритоном и, убрав меч в ножны, повелел юноше подняться.
Стоя перед королем, Фульк приготовился к акколаде, последнему акту церемонии. Согласно традиции, это был увесистый удар по плечу, символизирующий последний удар в жизни посвящаемого, который он оставит без подобающего воину ответа. Получив его, Фульк покачнулся, поскольку Ричард не сдерживал силу, а его ярко-синие глаза светились неистовым огнем.
Пока Фульк приходил в себя, король двинулся дальше вдоль шеренги, вытаскивая меч, проговаривая слова и нанося энергичные удары. Уильям заранее широко расставил ноги, и, когда наступил его черед, он покачнулся во время акколады, но остался прочно стоять на земле. Ричард оценил его твердость одобрительным кивком и легкой улыбкой, и Уильям покраснел от удовольствия.
После церемонии и мессы вся семья бросилась обнимать и поздравлять трех старших братьев. Хависа растроганно шмыгала носом и утирала слезы платком. Иво захотел посмотреть на шпоры и меч, но ему строго-настрого запретили пачкать сталь отпечатками потных пальцев.
Ален спросил:
– А акколада – это очень больно?
– Терпимо, – сказал Фульк, – но не хотел бы я сойтись с королем в поединке.
– Да уж, едва ли возможно сражаться с Ричардом на равных, – кивнул Филип, потирая пострадавшее плечо.
– Слава Богу, этого от нас и не требуется, ибо нам предстоит сражаться с королем на одной стороне, клинок к клинку! – заявил Уильям. Его глубокие карие глаза все еще торжественно сияли.
Теобальд Уолтер тоже подошел поздравить братьев Фицуорин и через некоторое время отвел Фулька в сторону:
– Хочу попросить тебя об одолжении. – Он потер руки, явно испытывая неловкость.
– Для вас все, что угодно, – сказал Фульк звенящим от радости и воодушевления голосом.
Теобальд вымученно улыбнулся:
– Сначала послушай, о чем идет речь. Я хочу, чтобы ты выступил в роли свидетеля на моей помолвке с Мод ле Вавасур.
Фульк изумленно вытаращил глаза и беззвучно, одними губами повторил имя невесты.
– Не хочу, чтобы ты меня превратно понял, – поспешно сказал Теобальд, и краска залила его лицо и шею. – Ты небось решил, что я старый козел, которого внезапно охватила похоть к юной девушке, не вступившей еще в пору женской зрелости.
– Ну что вы, сэр. – Фульк по-прежнему смотрел на него в полном остолбенении. – Мне бы такое сроду в голову не пришло. Когда я служил вашим оруженосцем, то порой, видя, как вы сопротивляетесь всем плотским искушениям, задавался вопросом: а человек ли мой господин? За глаза мы даже называли вас монахом.
– Знаю, и меня это забавляло. Юноши часто следуют зову плоти. Спустя двадцать лет этой тяге, скажем так, сопротивляться становится легче.
Фульк потер ладонью свежевыбритый подбородок и предположил:
– Не иначе как Мод ле Вавасур владеет бескрайними земельными угодьями или обладает важными семейными связями?
Ему было крайне любопытно, что может сподвигнуть убежденного холостяка на брак с девушкой, по воз расту годящейся ему в дочери. Хотя Фульк сразу поверил Теобальду, что мотивом здесь было не вожделение, он невольно вспомнил, как вчера вечером лорд Уолтер вызвался лично отвести девочку к бабушке.