– Что поделать. Пойдем со мной, – человек взял ее под руку и повел в сторону большой двери. – Не могла ты подождать еще чуточку – пошла бы уже совсем в другую дверь. – Сколько бы они молча не шли, ближе к большой двери они не становились.
– А что: одна дверь хуже другой? – спросила Олька.
– Может быть и не хуже, но и не лучше. Тебе должно сейчас быть без всякой разницы.
– Мне без разницы, мне даже и не интересно, просто непонятно.
– Что тебе не понятно, Оля? – также отстраненно в воздух человек спросил Ольку, с каким взглядом смотрели старики впереди себя в очереди.
Хоть никаких эмоций этот вопрос у нее и не вызвал (Олька даже думала на него не отвечать), но неизвестность впереди заставила пытливый ум осознать фатальность всей этой пассивной позиции, и Олька все–таки начала задавать вопросы, роящиеся у нее в голове, ведь (Олька почему–то так подумала) другой возможности задать свои вопросы может и не быть.
– А что здесь происходит? – спросила Олька.
– То, что видишь, то и происходит: двери открываются и закрываются, в них заходят.
– А что за дверьми?
– Сейчас увидишь.
Олька обернулась.
– Но я хочу сперва увидеть, что там в маленькой двери! – Олька начала сопротивляться, – мне интереснее то!
– Мда, Оля, всегда–то тебе интереснее было то, что недоступно большинству. Ну, пойдем, думаю, что тебе можно и посмотреть.
Резко пара развернулась и двинулась в противоположном направлении, и теперь они уже приближались к тому, к чему шли, а не топтались на одном месте, как Ольке казалось, двигаясь к большой двери. Почему ей вспомнилось знаменитое: «сами предложат и сами дадут», хотя в достоверности этого выражения она теперь усомнилась. Хотя, что теперь для нее значили сомнения?
За маленькой дверью находилась маленькая комнатушка с огромным количеством сейфов и картотечных шкафов. В ней находился маленький человек, такой же как и первый. В том смысле, что его очертаний нельзя было рассмотреть.
– Эх, Оленька, – вздохнул тот, – не дотерпела, а ведь было бы из–за чего? – он плюнул в сторону и обратился к Олиному спутнику, – уведи ее – не береди душу.
Олька в толк все не могла взять, за что уже на нее обиделся второй человек, после ее спутника. Проводник с Олькой поспешили как можно быстрее пройти эту комнату.
– Что он от меня ждал?
– Многого. – Ответил спутник, – жаль, что не исправить. Им всем жаль.
– А что здесь?
– Здесь бухгалтерия. Первая кулиса. Та, что непосредственно у самой сцены. За нее люди заходят, чтобы выйти из роли, снять душную маску. Их здесь рассчитывают, все записывают, дают нашу местную валюту…
– Какую валюту?
– Такую, на которую можно следующую жизнь себе пожирнее, да побогаче купить. Чтобы не стыдно было ее проживать, чтобы роль была сплошным удовольствием.
– Роль?
– «Что наша жизнь – игра!» – произнес ее спутник.
– А почему же я из роли не выхожу? Почему я не чувствую себя актрисой, которая роли как перчатки меняю? Где мой расчет? Я ничего не помню, кроме того, что я старая Олька.
– «Олька», Ольга, это только твоя роль, зовут тебя, точнее звали, совсем иначе. Только то имя теперь ничего не значит. Ты не справилась, считай, что тебя из театра уволили за то, что ты спектакль сорвала! Теперь ты и твоя роль – одно целое. И быть тебе «Олькой» совсем не долго осталось. И ты так на меня сильно не возмущайся – тебя здесь быть вообще не должно.