Дядя Антонио повернулся и, схватив свой любимый нож, вонзил его в грудь и живот мужчины. Он взмахнул его запястьем, разрезая почки. Он знал человеческий облик лучше, чем большинство врачей. Он знал, куда бить, когда и по чему промахиваться. Все дело было в том, чтобы сохранить им жизнь как можно дольше и причинить как можно больше боли.
Я моргнул, когда дядя Антонио держал в руке электрошокер. Когда он впервые учил меня всему этому много лет назад, мы им не пользовались. Вместо этого мы использовали провод под напряжением. Но электрошокер был проще… и жестче. Я усмехнулся. Это всегда было моей любимой частью.
Он бросился вперед, вонзив электрошокер в порез, который сделал у себя на животе, поджарив его внутренности ровно настолько, чтобы мужчина взвыл от боли.
Его голова склонилась набок, глаза пытались сфокусироваться на чем-то одном, и когда он заметил меня, он рассмеялся, изо рта у него потекла кровь.
— Ты понятия не имеешь, что тебя ждет. Я сузил на него глаза.
— Тебе конец. Кровь рекой лилась по его груди, открытые раны не затягивались по мере того, как из него вытекала кровь.
— Я закончил?
Я встал, моя грудь тяжело вздымалась.
— Да. Он булькнул, закрыв глаза. Я шагнула вперед, и он снова открыл их.
— Ты и твоя новая жена.
Я увидел красный цвет, демон внутри с ревом пробудился к жизни и взял верх, когда я потянулся за своим пистолетом. Он не сказал ни слова, но теперь он не заткнулся, и как раз в тот момент, когда его сердце готово было выскочить из груди, я протянул руку, прижимая пистолет к его голове, в то время как дядя Антонио стоял с окровавленным электрошокером, готовый нанести ему еще один удар током.
— Говори— рявкнул я на него.
— Они… — Он закашлялся, из него брызнуло больше крови, чем раньше. — Идут за тобой.
— Кто? Я прижал пистолет к его виску, требуя ответа. Я нажил врагов только из-за своего имени. За мной всегда кто-нибудь приходил, но когда он поднял голову и встретился со мной взглядом, ему удалось прохрипеть:
— Я из ФБР.
Мое внимание переключилось на мужчин в комнате, я увидел их потрясенные лица. Даже дядя Антонио был сбит с толку.
— Кто, блядь, его проверял? Я закричал.
— Я сказал Данте сделать это, — сказал Кристиан тихим голосом. Он знал, что облажался, но и мой брат тоже. Я пытался сохранять спокойствие, но это было действительно чертовски трудно, когда передо мной сидел агент ФБР, мертвый по меньшей мере на семьдесят процентов.
— Это правда? Спросил я Данте, поворачивая шею из стороны в сторону. Его глаза расширились. Он понял, что облажался. Человек, который должен был стать моим заместителем, даже не проверил биографию того, кто пытался проникнуть внутрь.
— Я…
— Прикончи его, — сказал я так спокойно, что сам удивился. Я медленно убрал пистолет.
— Ты облажался. Теперь ты это исправишь.
Я махнул рукой мужчине передо мной.
— Прикончи его, затем разруби на куски и избавься от него на всех четырех концах штата. Я шагнул к Данте.
— Я не хочу видеть твою чертову физиономию в моем доме, пока ты не научишься быть настоящим гребаным солдатом.
Я только что провел границу между семьей мафии и кровью. Кровь всегда должна была быть на первом месте, но он облажался, и моей работой было преподать ему урок. Чтобы показать ему, как ты действовал, когда был солдатом. Ты выполнял дерьмовую работу. Ты заслужил свои нашивки. Я должен был, а теперь и он сделает то же самое.
Я развернулся, не оборачиваясь к дерьмовому шоу, когда звук выстрела завибрировал по складу. Он был прав. Они придут за мной. Федералы никогда не оставляли людей без присмотра. Они этого так не оставят, ни сейчас, ни когда-либо.
Данте облажался, но и я тоже. Я потерял бдительность. Я отвел глаза от приза. Но больше я этого не сделаю. Я бы никому не позволил подвергать риску мою семью — подвергать риску Аиду.
Глава 15
Аида
— Что значит, я не могу войти внутрь?
Пронзительный крик заставил меня вздрогнуть, когда я шла через фойе в гостиную. Мы закончили косметический ремонт неделю назад. Вся мебель была собрана вместе, а стены выкрашены в белоснежный цвет. Комнатные растения и маленькие безделушки, которые я нашла по всему дому, были разбросаны повсюду, но моей любимой вещью было подвесное кресло, которое я нашла в Интернете. Каждый вечер я часами сидела в этом кресле, глядя в окно на подсвеченный водоем. Воспоминания, как хорошие, так и плохие, витали вокруг него, но это было то, что я любила. Ничто в этом мире не было совершенным. Комната становилась моим маленьким убежищем, и чем больше я ее дополняла, тем больше все в особняке, казалось, тянулись к ней.
— Прошу прощения, мисс Вив. Меня проинструктировали, что никакие посетители не допускаются за ворота, — услышала я голос миссис Ларсон через громкоговоритель возле входной двери.
Я остановилась, хмуро глядя на это. Я никогда не видела такого раньше.
— Все в порядке, миссис Ларсон? — Спросила я.
Она выпрыгнула из своей кожи, ее рука метнулась к груди. Она тяжело дышала, ее лицо побледнело, когда она повернулась ко мне лицом.
— Ты напугала меня!
Я скорчила гримасу «ой» и направилась к ней.
— Извини. Я усмехнулась. Я не хотела подкрадываться к тебе.
Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться.
— Все в порядке, Аида. Она провела рукой по лбу.
— Я была на взводе с тех пор, как мистер Беретта посадил нас в карантин.
Мои губы вытянулись в мрачную линию.
— Я тоже.
Мой желудок скрутило, когда я вспомнила, как он пришел домой и созвал семейное собрание. Переговоров не было. Он держал нас взаперти, пока не закончится то, что происходило. Я не хотела признавать, что мне отчасти нравился тот факт, что никто из нас не мог уйти. Мы были вынуждены быть вместе. Мама сходила с ума, сидя взаперти, но находила утешение в кулинарии и выпечке. Я была уверена, что прибавила десять фунтов только на ее канноли.
— Алло! — прокричал пронзительный голос из динамика. — Я требую, чтобы вы привели Лоренцо.
— Кто это?
Я спросила миссис Ларсон, но когда она просто уставилась на меня широко раскрытыми глазами, я вспомнила, как она назвала эту женщину. Вив. Мой гнев смешался с дурным предчувствием, и на секунду я задумалась, не Лоренцо ли попросил ее прийти сюда. Но эта мысль вылетела у меня из головы так же быстро, как и появилась. Он ни за что не сказал бы ей ехать в особняк, не после всего, что мы пообещали друг другу.
— Я разберусь с этим, — сказала я миссис Ларсон, открывая входную дверь.
Я неторопливо прошла по подъездной дорожке к воротам, где она стояла. Ее глаза расширились, на лице отразился шок, но он мгновенно исчез, сменившись ухмылкой — той же самой, что была на ее лице в тот день, когда ее положили на стол Лоренцо голой, как в день ее рождения.
— Привет, — поздоровалась я, оставаясь по крайней мере в пяти метрах между нами. — Могу я вам чем-нибудь помочь?
Ее ноздри раздулись, идеально накрашенные красным губы изогнулись в усмешке.
— Будь хорошей девочкой и приведи Лоренцо. Она откинула волосы за плечо, ее длинные ногти были накрашены в тон губам.
Я оглядела ее с ног до головы, обратив внимание на облегающее темно-синее платье, которое облегало ее, как вторая кожа. Ее длинные ноги были выставлены напоказ, а ремешки для туфель на каблуках обвивались вокруг лодыжек.
— Могу я спросить, по какому поводу? Я пыталась сдержать свой гнев — по крайней мере, пока.
— Не твое дело. Она подняла бровь, глядя на меня, делая рукой прогоняющий жест. — Беги.
Я смеялась так сильно, что запрокинула голову, мой желудок свело от силы. Я наклонилась вперед, держась за талию, зная, что выгляжу сумасшедшим, но мне было абсолютно наплевать.
— Что тут смешного? Спросила Вив, ее пронзительный голос вернулся в полную силу.
Мой смех сменился хихиканьем, когда я попытался взять себя в руки.