«Я бы хотел, но…»
Мой хмурый взгляд заставляет его вздрагнуть. «Но?»
«Она говорит, что она кузина миссис Моретти».
Дыхание замирает в легких. Двоюродная сестра Ани здесь? Она живет в России и даже не приехала на ее чертовы похороны. «Ее двоюродная сестра здесь? Сейчас?»
«Да. Так она и сказала. Она спрашивала Кэт».
Закрыв глаза, я выдохнул затаившееся дыхание. Конечно, он говорит о той миссис Моретти. Спустя два года я все еще думаю о своей Ане, когда слышу это имя. «Передай ей, чтобы она вернулась завтра».
«Я бы хотел, но…» Он трёт щетину на подбородке. Боже, кто, блядь, этот парень? Он что, новенький? Он реально испытывает моё гребаное терпение.
«Но что?» — резко спросил я.
«Я сказала ей, что миссис Моретти нет дома, и она сказала, что ей больше некуда идти…»
«Так скажи ей, чтобы ждала в своей чертовой машине».
Его кадык покачивается, когда он глотает.
«У тебя, черт возьми, с этим проблемы?»
«Просто… она немного избита, босс».
Я сажусь прямее. У Кэт только один живой родственник. Миа, я думаю. Я смутно припоминаю, что встречал ее на свадьбе Кэт и Данте. Она ушла рано. «Что ты имеешь в виду, когда говоришь «избили»?» Мой короткий тон соответствует моему терпению.
Он хмурится. «Как будто кто-то ее очень сильно обидел. Ее лицо в беспорядке».
Я вскакиваю на ноги. Что за хрень происходит? «Кто ее обидел?»
«Я-я не знаю. Я не спрашивал. Она просто спросила Кэт и сказала, что ей больше некуда идти».
«Блядь», — бормочу я, надевая туфли. «Это то, что мне сейчас нужно».
«Может, мне сказать им открыть ворота, босс?»
«Да», — неохотно ворчу я.
Он пытается скрыть улыбку, опуская голову и поспешно выходя из комнаты.
Я крадусь по дому, голова раскалывается, руки сжаты в кулаки. Кэт и Данте решили побыть наедине всего на одну ночь за последние два года, и именно в этот момент ее кузина решает появиться. Мне просто охринительно повезло, мать его.
К тому времени, как я добираюсь до подъездной дорожки, в нескольких футах от меня останавливается старый зеленый «Мустанг». Сложив руки на груди, я жду, когда девица в беде вылезет и, плача, побежит в безопасность нашего особняка. Если она думает, что получит от меня хоть какое-то сочувствие, она жестоко ошибается. Я провожу ее в гостевую комнату и оставлю ее Кэт, чтобы она разобралась с ней завтра. У меня нет ни времени, ни сил на эмоциональных женщин.
Дверь машины открывается, открывая одну длинную загорелую ногу, за ней — другую. На ней ярко-желтое платье — цвета солнца. Она оборачивается и замечает меня, и я хмурюсь. Думаете это слезы, да?
Неверно. Она улыбается мне; огромной улыбкой, которая освещает все ее лицо. Даже отсюда я вижу засохшую кровь на ее губе и брови и красочный рубец, покрывающий большую часть ее скулы. Оценивая дальнейшие повреждения, я позволяю своим глазам путешествовать по всей длине ее тела. Спускаясь вниз по ее шее и синякам в форме пальцев, частично скрытым ее медово-светлыми волосами. Ее ключица. Еще больше синяков. Мой долгий взгляд останавливается на ее груди, где ее соски напрягаются под тугой желтой тканью.
«Вы, должно быть, Лоренцо?» Ее голос, сладкий, как нектар, прорезает тишину ночи. Охранник, который предупредил меня о ее прибытии, вернулся на свой пост у ворот, а остальные совершают обход, патрулируя периметр. Мы с ней одни. Мой пульс стучит на шее, и я судорожно сглатываю.
«Ты Лоренцо, да?» — снова спрашивает она, и мне наконец удается оторвать взгляд от ее груди.
«Да», — мой голос звучит на октаву выше обычного, и черт возьми, если я знаю, почему.
Она подходит ближе. «Мне так жаль, но мне буквально больше некуда идти». Ветерок ерошит ее волосы, разнося между нами аромат жасмина и лимона. «Ты можешь меня не помнить, но мы встречались на свадьбе Кэт и Данте. Ты и твоя прекрасная жена. Аня, верно?»
Звук ее имени заставляет меня покачиваться на ногах. Никто не произносит ее имени. Никто не говорит о ней из страха, что они высвободят ярость, которая жила во мне с тех пор, как я потерял ее. Я забыл силу ее имени. Забыл, что оно словно музыка для моей темной души.
«Мне было так жаль слышать о ее кончине». Она продолжает приближаться ко мне, по-видимому, не замечая моего горя. «Она была прекрасным человеком. Мы говорили о ее болезни».
Я хмурюсь, не убежденный. Аня никогда ни с кем не говорила о своем раке. «Ты говорила с ней?»
Она сочувственно мне улыбается. «Я думаю, иногда легче разговаривать с незнакомцами, понимаешь? Хотя я могу разговаривать с кем угодно. Я слишком много говорю. Так было всегда. Я болтушка».