Лоренцо стал одним из главных персонажей европейской истории. В 1795 году Уильям Роско представил в своем изложеннии «Жизнь Лоренцо Медичи» англосаксонской публике. Она быстро разошлась во французском переводе Франсуа Тюро: Лоренцо являл собой образец государя-гражданина, который твердой рукой правил республикой, подавлял заговоры, возрождал искусства, словесность и всеобщее благоденствие, как собирался делать и Бонапарт. Этот романтический образ долго был популярен. Но постепенно он уточнялся, а потом стал даже оспариваться в работах новых исследователей, как, например, в «Истории итальянских республик Средних веков» (1-е издание: 1807— 1809; 2-е издание: 1818), написанной швейцарцем Шарлем Леонаром Симонда де Сисмондом. Автор вынес Лоренцо столь суровый приговор, что у него с Роско чуть не дошло до дуэли!
«При всей его деловой ловкости, Лоренцо Медичи как государственного деятеля нельзя поставить в ряд великих людей, которыми может гордиться Италия. Такая честь подобает лишь тем, кто простирал свои взгляды выше личной выгоды, кто собственными трудами давал своей стране мир, славу и свободу. Лоренцо же, напротив, почти всегда вел политику самую эгоистическую, удерживал присвоенную власть кровавыми казнями, каждый день отягощал ненавистное бремя, наложенное на вольный город, отнял у законных властей полномочия, данные им конституцией, и отвратил своих сограждан от политического поприща, на котором они до него проявляли столь блестящие дарования».
Впрочем, далее швейцарский автор признает «гений этого необыкновенного человека» и его просвещенное покровительство искусству и словесности:
«Он был создан, чтобы все знать, все понимать, все чувствовать ...Он имел столь живое чувство прекрасного и правильного, что обращал на этот путь тех, кто не мог следовать ему сам».
Так в образе Лоренцо соединились жестокий диктатор и защитник духовных ценностей.
Чтобы рассудить различные мнения, необходимо было обратиться к источникам. Любознательные немецкие ученые занялись Лоренцо Великолепным после того, как Якоб Буркхард завершил исчерпывающее исследование итальянского Возрождения (1860). В 1874 году Альфред фон Реймонт издал его подробную биографию, содержащую фактический материал о происхождении богатства семьи Медичи. Затем Б. Бузер представил основанное на тщательных изысканиях исследование о политике Лоренцо в итальянских делах и о сношениях с Францией (1879). Разумеется, не остались в стороне и итальянские историки: они также написали весьма ценные обобщающие труды. Помпео Литта разобрался в хитросплетениях истории рода Медичи, а Изидоро дель Лунго осветил многое, что прежде было неясно. Кроме того, Лоренцо заново оценили как поэта. За три столетия в свет вышли только три неполных собрания его стихотворений (1554. 1763, 1825) да избранные отрывки в качестве приложения к биографии Роско. Лишь в 1850 году Джозуэ Кардуччи выпустил критическое издание «Стихотворений» Лоренцо Медичи. За ним последовали историки литературы. Так появились новые прекрасные издания, в том числе под редакцией Симиони (1939) и Эмилио Биджи (1955).
Личная жизнь Лоренцо Великолепного, приоткрывшаяся его стихами, вдохновила английских исследователей. В 1910 году вышло первое издание «Истории семьи Медичи» полковника Дж. Ф. Янга, впоследствии регулярно переиздававшейся. В том же году Джанет Росс посвятила книгу первым Медичи (на базе их переписки), а два года спустя — поэзии Лоренцо.
Во Франции историк Ф. Т. Перран заклеймил происки предков Лоренцо Великолепного, стремившихся к власти, а затем и его собственную диктатуру («История Флоренции от владычества Медичи», т. I, 1888). Автор добросовестно указал свои источники, предоставив тем самым читателю материал для собственных размышлений. Андре Лебе в «Очерке», посвященном Лоренцо (1900), не стал себя этим утруждать. Он разделял мнение прежних панегиристов:
«Лоренцо Медичи со страшной силой притягивал меня к себе. Я рассказывал о его восхитительном примере, и мне все ясней становилось, как эта пылкая и разумная душа обуздала в конце концов химеру республиканского правления».
Такое сочинение, конечно, не историческая работа; оно приносит пользы не больше, чем вреда. Совсем другое дело — прекрасный портрет, нарисованный Пьер-Готье в книге «Три Медичи» (1933). Впервые французский историк изобразил в одном масштабе достоинства, недостатки и даже пороки этой личности, столь мошной и столь противоречивой. Рассказчик пользуется «простодушными сокровищами» стихов Лоренцо. В конечном счете все в герое оправдывается тем, что он поэт:
«Блажен, кто, как Лоренцо Медичи, оставил после себя самую прочную славу: несколько страниц, на которых блистает правда!»
В 1937 году Марсель Брион ничтоже сумняшеся объявил Лоренцо «демократом», который считал,
«что народ должен в конце концов разделить интеллектуальные наслаждения с самыми привилегированными классами, декларировал всеобщее право на культуру и искусство... Он стремился сделать из флорентийцев народ художественных критиков, подобно афинянам времен Перикла. Это был благородный идеал, но в психологическом отношении — заблуждение, простительное для человека, сформированного платониками и поэтами».
В 1949 году Фред Беренс пошел еще дальше. Его перегруженная подробностями книга называется «Лоренцо Медичи, или Поиск совершенства». Здесь идеал Лоренцо уже совершенно смешивается с идеалом Перикла: «Служить большинству, обеспечивать равенство всех перед законом, чтобы свобода граждан вытекала из свободы общества».
Новые исследования итальянских ученых, архивные находки и многочисленные работы о Ренессансе позволили беспристрастнее взглянуть на Лоренцо Медичи. В 1937 году Опостен Ренодо попытался дать объективную характеристику этой личности («Государственные деятели», т. 2). Но говоря о таком человеке, трудно оставаться хладнокровным. Этторе Аллодоли прощает Лоренцо все любовные грехи:
«Можно сказать, что Лоренцо Великолепный в сравнении с государями его времени был просто святым: у него не было незаконных детей, он никого не насиловал...»
А Роберто Пальмарокки, когда писал биографию Лоренцо Великолепного (1941), извлек из исторических документов актуальный тогда политический урок: Лоренцо доказал, что сила государства состоит в единстве руководства и сплоченности нации.
Между тем книга Хью Росса Уильямсона, вышедшая в Лондоне в 1975 году, представляет Лоренцо как
«естественный продукт своего времени и своей страны: гений Флоренции XV века, которого не коснулись более поздние идеи пуританизма и либеральной демократии... На самом деле сам Лоренцо и был Возрождением, и ничто в искусстве и мысли его времени не может быть по-настоящему понято вне связи с ним и его жизнью».
Чтобы встроить Лоренцо Медичи в контекст его эпохи, потребовалась большая работа по выявлению подлинных источников. Она началась в I960 году, и ее результаты во многом изменили традиционные точки зрения.
Очень много серьезных работ написано об искусстве. Механизм творчества, символика, взаимовлияния художников вскрыты в трудах таких корифеев, как Пьер Франкастель и Андре Шастель, книга которого «Искусство и гуманизм во Флоренции времен Лоренцо Великолепного» (1959) стала эпохальной. Отдельные аспекты философии и литературы этого времени стали предметом углубленных исследований. Среди многих ценных трудов выделим «Марсилио Фичино» Раймона Марселя (1958) и работы П. О. Кристеллера; «Молодость Лоренцо Медичи» Андре Роншона (1963), исследование Анджело Липари о принципах поэтической техники Лоренцо в связи с «новым сладостным стилем» (1973). Такие ученые, как Эудженио Гарен, Христиан Бек и их коллеги из университетов и исследовательских центров Европы и Америки, воссоздали и продолжают воссоздавать недостававший прежде фон для истории гуманизма вообще и Лоренцо Медичи в частности; свидетельство тому — небольшая, но ценная книга Паоло Орвьето «Лоренцо Медичи» (1976).
Что касается финансовых вопросов, то большой дефицит старых источников в 1963 году был восполнен обобщающим трудом Раймонда де Рувера «Возвышение и падение банка Медичи», а также научными сообщениями о функционирования филиалов банка. Начало глубокой разработке темы было положено в I950 году случайной находкой секретных бухгалтерских книг великих банкиров.