Помню, как он впервые появился в постановке “Ченчи”, где играли мы с Льюисом (Кэссоном). Изображая мальчишку-слугу, он произносил только “Идет хозяин”; но по его манере мгновенно становилось ясно, что идет сам ужас. Он всегда великолепно передавал ужас. Он мог по-настоящему напугать. Взять хотя бы его Пуговичника. В этой роли, на мой взгляд, он соприкоснулся с трагедией теснее всего. Он наводил страх. Но этот страх исходил от дьявола. Дьявол не трагичен. Дьявол комичен. Ларри — комик, и мир видится ему в комическом свете. Даже на трагедию он смотрит сквозь призму комического. Так я это ощущаю. Он способен придать злодейству самый привлекательный облик.
Я не знаю более выдающегося исполнителя шекспировских комедий. И комедий Шоу. В любой роли он открывает оттенок комического. Его Яго был бесподобен. В Яго бездна комического, но и трагедия развернута в нем сполна. Оливье раскрывал трагедию в характере, но не в чувстве. Не знаю, чувствовал ли он ее глубоко. Некоторые из его комедийных образов трогают до слез, но не это признак трагического актера. Не думаю, что Ларри обладает тем величием души, без которого не может быть великого трагика. Не думаю, чтобы он стремился переживать так, как переживают трагические исполины. Он прежде всего рассмеется, ибо во всем видит смешную сторону, и это прекрасно. В великих трагиках есть нечто ужасное. Они не способны смеяться.
Вслед за Эдипом трагик никогда не смог бы сыграть м-ра Пуффа. Безусловно, Оливье создал грандиозный образ Эдипа, который был трагичен, потому что был ужасен. Однако в нем было нечто истерическое, возобладавшее, мне кажется, над большой трагедией. Он может быть очень зловещим. Он способен внушить трепет. Ему не дано овладеть лишь такими огромными ролями, как Лир. В его Лире было много смешного, но, по-моему, он лишен величия, необходимого для огромной трагедии. Величие есть в Гилгуде, однако он не способен сделать половину, даже четверть того, что делает Ларри.
Ларри — прелестнейший из людей театра. Он относится ко всем с иключительной симпатией. Именно это позволяет ему быть таким великолепным актером. Он прекрасный семьянин и друг; я даже передать не могу, каким другом он был для меня — лучшим из друзей, потому что им движет очень глубокая симпатия и искренние чувства. В этом — одно из его главных качеств и ключ к тому, почему он оказался таким замечательным комедиантом: он способен проникнуть в душу каждого и понять, что того беспокоит».
Глава 30
ЧЕЛОВЕК ПОД ГОРНОСТАЕВОЙ МАНТИЕЙ
Сэр Лоренс Оливье уже выбрал себе эпитафию: ”Он смешной” — итоговая характеристика, которую в “Комедианте” Фиба Райс дает своему мужу, комику третьеразрядного мюзик-холла. «“Он смешной ” — так и скажите в Вестминстерском аббатстве, — обронил он однажды. — Нет ничего лучше, чем дать людям посмеяться». Тем более “смешно”, что имя Оливье всегда будет отождествляться скорее с величием, нежели с весельем. Леди Сибил Торндайк назвала его “самым выдающимся исполнителем шекспировских комедий”, критики превозносят плодоносную юмористическую жилку, пронизывающую все его творчество. Но факт остается фактом: ему выпало немного случаев дать людям посмеяться. Большую часть жизни ему было суждено играть солдат, воинов и королей. Врожденный талант клоуна заслонили те приобретенные качества, которые наделили его властью театрального полубога, способного вызывать угрожающие раскаты отдаленного грома и возбуждающий блеск электрических бурь.
Оливье, дававший себе волю в коротких фарсах на ежегодном благотворительном представлении “Ночь ста звезд” и вызывавший более оглушительный хохот, чем самые прославленные комики мира, — этот Оливье фактически не известен широкой публике. Прочно закованный в героический панцирь, он ставится в один ряд с корифеями классической трагедии на театре и корифеями романтической трагедии на экране. Так случилось и с актером, и с человеком. Лишь немногие избранные знают Ларри — безумно смешного, часто непристойного рассказчика, загорающегося шутника, даже на шестом десятке сохранившего мальчишеский вкус к проказам и розыгрышам и особенное пристрастие к outré. Его воспринимают как почтенного пожилого актера, достигшего ранга государственного деятеля, и, обладая врожденным чувством ответственности и долга, он добросовестно играет эту роль.