По своей манере письма автор "Тристрама Шенди" действительно во многих отношениях ближе к современному искусству XX века, чем кто-либо другой из романистов XVIII столетия. А за этой манерой письма стоит, конечно, и особое, новое для XVIII века восприятие и осмысление мира. К Стерну-художнику вполне применимо то, что говорит Тристрам Шенди о своем отце: "каждый предмет открывал его взорам поверхности и сечения, резко отличавшиеся от планов и профилей, видимых остальными людьми".
Дело было не только в оригинальности художественного дарования Стерна, но в том, что он счел возможным дать волю этой оригинальности.
Стерн убежден в том, что объективная истина предстает людям во множестве своих относительных воплощений. Каждый видит мир по-своему, и из пересечений этих индивидуальных ракурсов и перспектив возникает та сложная, пестрая, изменчивая панорама жизни, которая развертывается в "Тристраме Шенди".
Через посредство своего героя-"рассказчика" Стерн до известной степени сам приобщает читателей к секретам своего писательского мастерства. "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена" - это не только анекдотическая история нескольких лет из жизни обитателей Шенди-Холла. Это в своем роде и роман о романе. Мы присутствуем при создании книги.
Вместе со Стерном мы смеемся над забавным "цейтнотом", из которого никак не может выбраться словоохотливый Тристрам Шенди, безнадежно отставший от самого себя, запутавшийся в "отступательном и поступательном" движении своего рассказа, то и дело попадающий впросак из-за неожиданных причуд своей памяти или воображения. Но в открывающейся нам картине мыслительной работы художника, - с ее особыми трудностями, вызванными необходимостью отобрать, обобщить и вместить в ограниченную форму безграничное множество жизненных впечатлений, - есть и вполне серьезный смысл. Стерн обнажает условность литературного повествования, показывает и его неизбежные границы, и его огромные возможности.
Лирико-юмористические перебои повествования, смещение действия во времени, свободные авторские отступления (которые, по Стерну, "подобны солнечному свету" и "составляют жизнь и душу чтения"), значение бессознательных душевных движений - эти и другие художественные открытия, сделанные в "Тристраме Шенди", были по-настоящему усвоены мировой литературой лишь много позже, в XIX столетии.
"Тристрам Шенди" выходил в свет отдельными выпусками, по два-три тома, вплоть до 1767 года. На девятом томе Стерн оборвал свой роман. Был ли он закончен? На этот счет существуют разные мнения, - и это само по себе показывает, каким великим мистификатором был Стерн. Думается, однако, что заключительная реплика Йорика в ответ на недоуменный вопрос недогадливой миссис Шенди (" - Господи! что это за историю они рассказывают - - ?"): "Про БЕЛОГО БЫЧКА, - - - и одну из лучших в этом роде, какие мне доводилось слышать", - и была, по замыслу Стерна, достойным финалом всего романа. (К тому же развернувшаяся напоследок, в XXXIII главе девятого тома, анекдотическая неразбериха с обманутыми надеждами работника Обадии и племенным быком мистера Шенди возвращала повествование как раз к тем самым материям, с обсуждения которых оно было начато, когда речь шла о зачатии Тристрама. Таким образом, круг был замкнут.)
Но от "Тристрама Шенди" "отпочковалось" другое произведение Стерна, которому действительно суждено было остаться незавершенным. Это было "Сентиментальное путешествие по Франции и Италии"; первые два тома, изданные в 1768 году, незадолго до смерти Стерна, были посвящены Франции; итальянская часть не была написана.
Впрочем, реальная география играла в этих оригинальных путевых заметках самую незначительную роль. Если "Тристрам Шенди" был пародией на классический роман XVIII века, то "Сентиментальное путешествие" было не менее откровенной пародией на традиционный жанр путешествия - один из самых устоявшихся и почтенных жанров тогдашней литературы.
До вторжения Стерна границы и задачи этого жанра казались точно определенными. Авторы путешествий ставили себе обычно информационные и дидактические цели. Они поучали, развлекая, и строгие отцы семейств, которые не рискнули бы дать в руки своим отпрыскам роман или пьесу, безбоязненно разрешали им читать путешествия Аддисона, Джонсона и других. Но "Сентиментальное путешествие" явно не было рассчитано на то, чтобы учить юнцов географии! (Недаром еще в "Тристраме Шенди" Стерн так непочтительно отозвался о поучительных путевых записках "великого Аддисона, у которого на з... висела сумка со школьными учебниками, оставлявшая при каждом толчке ссадины на крупе его лошади".)