"Сентиментальному путешествию" обязано своим названием одно из самых значительных течений в европейской литературе второй половины XVIII века сентиментализм.
В своем развитии это течение вышло далеко за пределы "стернианства". Сентиментализм в лице Руссо, молодого Гете и Шиллера и других писателей "Бури и натиска" взрывал оптимистическую самоуспокоенность просветительства; просветительскому культу разума он противопоставлял свободное и бурное выражение мятежных страстей. По сравнению с "Исповедью" Руссо, "Страданиями юного Вертера" и "Прометеем" Гете или "Разбойниками" Шиллера, книги Стерна кажутся благодушными и "мирными". Но все же именно они - "Тристрам Шенди" и Особенно популярное за пределами Англии "Сентиментальное путешествие" положили начало эмоциональной "раскованности" и глубокому интересу к неповторимому духовному миру личности, без которых немыслим сентиментализм Руссо, Гете и Шиллера.
Романтики - Жан-Поль, Гофман, Нодье и другие - восприняли и оценили у Стерна прежде всего разорванность его картины мира, резкость переходов от возвышенной поэзии чувства к "презренной" бытовой прозе, от патетического к смешному; стернианский юмор относительности был истолкован ими в духе их романтической иронии. Генрих Гейне писал о Стерне в "Романтической школе": "Он был баловнем бледной богини трагедии. Однажды в припадке жестокой нежности она стала целовать его юное сердце так сильно, так страстно, так любовно, что сердце начало истекать кровью и вдруг поняло все страдания этого мира и исполнилось бесконечным состраданием. Бедное юное сердце поэта! Но младшая дочь Мнемозины, розовая богиня шутки, быстро подбежала и, схватив страждущего мальчика на руки, старалась развеселить его смехом и пением, и дала ему вместо игрушки комическую маску и шутовские бубенцы, и ласково целовала его в губы, и запечатлела на них все свое легкомыслие, всю свою озорную веселость, всю свою остроумную шаловливость.
И с тех пор сердце и губы Стерна впали в странное противоречие: когда сердце его бывает трагически взволновано и он хочет выразить свои глубочайшие, кровью истекающие, задушевные чувства, с его уст, к его собственному изумлению, вылетают забавнейше-смешные слова".
В этом поэтическом отрывке есть доля преувеличения: при всей драматичности своего восприятия мира, Стерн был далек от подлинного трагизма. Но характеристика Гейне драгоценна: это великолепный портрет Стерна-художника, написанный в романтической манере.
В России, где Стерна начали переводить с 80-х годов XVIII века, его наследие также толковалось по-разному. Следы пристального чтения "Сентиментального путешествия" сказались и в сентиментальных "Письмах русского путешественника" Карамзина, и в полном гражданского обличительного негодования "Путешествии из Петербурга в Москву" Радищева. И Радищев и декабристы склонны были преувеличивать значение демократического социального протеста в творчестве Стерна.
В то время как В. Одоевский и Вельтман разрабатывали в романтическом духе юмористическую сторону "стернианства", Пушкин восхищался реалистической наблюдательностью Стерна. Осуждая романтическую вычурность и цветистость, Пушкин в письме Вяземскому провозгласил, что "вся Лалла-рук" (модная в то время поэма Мура) "не стоит десяти строчек Тристрама Шенди". В "Отрывках из писем, мыслях и замечаниях" 1827 года Пушкин, цитируя фразу Стерна из "Сентиментального путешествия": "Живейшее из наших наслаждений кончается содроганием почти болезненным", - добавляет: "Несносный наблюдатель! знал бы про себя; многие того не заметили б".
Критически переосмысленное наследие Стерна продолжало играть свою роль и в дальнейшем развитии русской реалистической литературы. Отголоски печальной истории пастушки Марии, помешавшейся от несчастной любви (рассказанной Стерном в "Тристраме Шенди" и "Сентиментальном путешествии"), различимы в "Идиоте" Достоевского, в воспоминаниях князя Мышкина о другой, еще более несчастной пастушке - тоже Марии! - с которой он сдружился в Швейцарии. Лев Толстой в молодости с увлечением читал и "Сентиментальное путешествие" и "Тристрама Шенди".
В 1851-1852 годах Толстой принялся переводить на русский язык "Сентиментальное путешествие" и работал над этим - неоконченным - переводом довольно долго. Это была полезная литературная школа (упомянем, кстати, что и в школьных тетрадях Лермонтова сохранились стилистические упражнения, сделанные на основе текстов Стерна). В свой дневник 14 апреля 1852 года Толстой занес особенно поразившее его суждение Стерна: "Если природа так сплела свою паутину доброты, что некоторые нити любви и некоторые нити вожделения вплетены в один и тот же кусок, следует ли разрушать весь кусок, выдергивая эти нити?" Впоследствии он ввел поразивший его образ Стерна в ткань своих "Казаков", но уже в совершенно переосмысленном виде: "Для того чтоб быть счастливым, надо одно - любить, и любить с самоотвержением, любить всех и все, раскидывать на все стороны паутину любви: кто попадется, того и брать". Интересно, как преображает Толстой взятую у Стерна метафору. У Стерна она статична, замкнута в себе - это состояние человеческой души; у Толстого речь идет уже об отношении человека к миру, и об отношении действенном: "надо раскидывать на все стороны паутину любви..."
Творчество Лоренса Стерна оставило глубокий след в мировой литературе. И обе его книги - и "Тристрам Шенди" и "Сентиментальное путешествие" поныне представляют интерес для читателей не только как памятник прошлого, но и как живые произведения искусства.