Оторвав взгляд от кровавого зрелища, раб увидел, как отреагировал на внезапную бойню Лоргар. Найро ждал, что мальчик ужаснется, застынет или даже придет в ярость, но тот безмятежно наблюдал за истреблением номадов, не выказывая ни малейшего волнения. Пожалуй, в поведении ребенка читалось легкое сожаление; то, как он чуть склонил голову и поджал губы, заставило раба предположить, что Лоргар заранее догадался о подобном исходе. Он исключительно спокойно воспринимал происходящие вокруг события; в нем жило некое понимание, характерное для взрослых людей.
Пока хозяин с мальчиком поднимались на палубу, охранники Кора Фаэрона, вытащив клинки и булавы, дорезали и добивали последних кочевников. Некоторые солдаты уже растаскивали имущество Отвергнутых и поджигали ограбленные шатры. Другие бойцы выводили из загона крепкоспинов и солнцеходов, которые пригодятся в караване.
Найро уже не в первый раз наблюдал подобную сцену и знал, что к окончанию дремочи тела занесет песком, золу развеет ветер, дым растворится в небесах и от племени Фэна Моргай не останется ничего. Силы решат, награждать или карать души убитых, — если верить проповедям Кора Фаэрона, за жизнь в безверии их подвергнут нескончаемым пыткам.
Когда Лоргар добрался до верха лестницы, раб рефлекторно подал ему руку, чтобы помочь пролезть через отверстие в фальшборте, но тут же едва не отдернул ладонь, боясь коснуться сверхъестественного ребенка. Они снова встретились взглядами, и Найро прочел любопытство в фиолетовых глазах мальчика. Напомнив себе, что перед ним вознесшееся дитя, а не одна из Сил, невольник схватил его за запястье и втянул наверх.
1 4 2
Ребенок, закутанный в одеяния кочевников, едва не упал, но в последний момент крепко ухватился за головной платок Найро и устоял на ногах. Секундой позже Кор Фаэрон появился в проеме и раздраженно посмотрел на раба.
— Воды, — бросил он, махнув рукой в сторону кадки. — Глотка пересохла, как Ланкакский пескошеек. Неси!
Зачерпнув из кадки, невольник наполнил железную кружку и, отведя глаза, подал ее хозяину. Он услышал, как пастырь сделал три больших глотка, роняя на палубу капли, которые почти сразу же испарялись, невзирая на тень от навеса. Затем господин сунул кружку обратно в руки Найро. Подняв глаза, тот развернулся, чтобы наполнить сосуд для мальчика, но проповедник покачал головой:
— Пока не давай ему воды.
— Кто эти люди? — спросил Лоргар, глядя на слуг, выполняющих разнообразные поручения.
— Забытые, нечистые, недостойные, — ответил Кор Фаэрон. — Рабы.
— И что они делают?
— Все, что я потребую.
Ребенок спокойно принял это к сведению, лишь слегка наморщив лоб под неровным краем головного платка.
— Чем они заслужили такое обращение?
Скривившись, пастырь навис над мальчиком:
— Во-первых, дитя, называй меня «мой господин» или «Носитель Слова». Во-вторых, не задавай вопросов без разрешения. Я буду учить тебя Истине, и отныне ты должен думать только о своих уроках. Но сейчас я удовлетворю твое любопытство, ведь ты только вступаешь на путь просвещения. — Ткнув пальцем в Найро, он обвел рукой мобильную церковь, указывая на других изгоев. — Они в неволе потому, что оскорбили Силы.
— А кто судит за подобные оскорбления, мой господин? — уточнил ребенок, излучая невинность. — И как долго продлится наказание?
— Ты не понимаешь, Лоргар. Если хочешь познать Истину, научись слушать внимательнее. Поскольку рабы влачат жалкое существование, очевидно, что сами Силы покарали их, сделав невольниками. Ты же слышал мою проповедь: все мы идем по дорогам, выбранным для нас Силами. Когда они сочтут, что эти люди больше не должны быть рабами, те обретут свободу и новую жизнь. Смертные не вправе надевать на других подобные оковы, как и снимать их.
Мальчик внимал мудрости пастыря с задумчивым видом. Хотя в его взгляде не было сочувствия, Найро не заметил там ни холодности и презрения, как у стражников, ни злобы и жестокости, как у Кора Фаэрона.
— Хозяин? — Невольник коснулся век кончиками пальцев, извиняясь за вмешательство. — Где Лоргар будет спать и есть? Он останется с вами или поселить его к солдатам?
Проповедник немного поразмыслил, и его губы исказились в коварной ухмылке:
— Пусть спит, ест и молится вместе с подобными тебе. На более важные уроки он будет приходить по первому моему зову. Если задержится, накажут вас всех. И сними с него эти вонючие тряпки Отвергнутых — мне не нужен ученик, одетый, как лишенная веры пустынная крыса. Подходящее облачение послушника лежит у меня в самом большом сундуке.