Даже те, кого воспитывали в духе абсолютной ненависти ко всему варадешскому, заливались слезами и молились, услышав полные любви выступления Носителя Слова. Признание жестокостей прежних веков и притчи о Едином, что принесет избавление, освободило многих колхидцев от оков недоверия к Святому Городу.
Сам Лоргар, как видел Найро, оплакивал любую потерю Верных. Порой для пробития обороны нечестивцев приходилось жертвовать десятью или двадцатью тысячами бойцов, но экклезиарх поминал павших в своих речах, а картины их смертей мучили его во сне.
— Цена Истины слишком велика, — порой говорил он Найро с болью в душе.
Но потом экклезиарх вновь приказывал воинству атаковать, зная, что путь для него уже проложен. Отступившись от своего замысла сейчас, он предал бы Единого и миллионы людей, которые ждали от Носителя Слова распоряжений и духовных наставлений.
3 3 3
Состояние Лоргара все больше тревожило Найро. Казалось, чем ближе экклезиарх подходит к своей цели, тем хуже ему становится после видений. Бывший раб по мере сил ухаживал за проповедником, когда тот, балансируя на грани помешательства, беспомощно постанывал и пускал пену в своем грандиозном шатре. По слухам, Носитель Слова либо подхватил в глубине пустыни какую-то заразную хворь, либо его преследовал дух Короля-Змия, жаждущего отомстить своему убийце. Старый советник и его помощники безжалостно пресекали подобную болтовню.
Чаще всего приступы святого владыки начинались с закатом и тянулись во тьме хладомрака, полночья и пред-света, а порой даже дольше. Найро умолял Лоргара вернуться в столицу, обратиться за помощью к медиумам и целителям Варадеша, но экклезиарх только повторял клятву о том, что не появится в Городе Серых Цветов, пока не устранит все угрозы душе народа Колхиды.
Бывший учитель даже сговорился с Аксатой и втайне отправил несколько посланий Кору Фаэрону, умоляя архидиакона прибыть на фронт и позаботиться о приемном сыне. Не получив ответа, Найро пришел к выводу, что пастыря больше не беспокоит здоровье Лоргара.
Старик, насколько мог, облегчал мучения повелителя, но порой Носителем Слова овладевали поистине жуткая ярость или неземная тоска, и тогда советник, от страха лишившись мужества, убегал под защиту спутников.
Несмотря на это, вера приближенных экклезиарха и его самого не ослабевала после таких происшествий — возможно, потому, что видения прямо подтверждали связь между Единым и Лоргаром. Тот неизменно пробуждался от безумия и беспамятства с новыми силами и знаниями, на основе которых читал проповеди о своих убеждениях и устройстве самих эмпиреев.
3 3 4
Глядя, как тысячи трупов сгребают для сожжения за разрушенной стеной Хатагена, под пеленой черного дыма от уже горящих погребальных костров, у Найро комок подкатил к горлу. Город постигла такая же участь, как и все сопротивлявшиеся поселения до него: когорты Аксаты взяли укрепления штурмом и перебили тех, кто не сдался. Жителей, сложивших оружие, вместе с молодыми и немощными привели к Лоргару — внимать речам Золотого. Выслушав их, почти каждый из уцелевших горожан отрекся от ложной веры, но, как всегда, нашлись и глухие к Истине нечестивцы, погрязшие в ереси своих культов.
Сейчас Верные в головных повязках и масках для защиты от дыма и смрада, выстроившись длинными колоннами, грудами складывали мертвецов на песке или в зарослях кустарника. Среди них ходили рукоположенные жрецы с кадилами, но клубы благовоний растворялись в копоти пылающих тел. Священники просили Единого о милосердии к душам убитых, ибо те не ведали, что грешили против Истины. Даже отправив язычников в эмпиреи, экклезиарх еще надеялся спасти их от вечного проклятия.
Вспыхнули облитые благословенным маслом поленья еще нескольких костров, и зеленовато-голубой огонь поглотил последних сынов и дочерей Пути Богов — религии, господствовавшей в Хатагене. Их прах и души вознеслись на небеса вместе с вонью горелой плоти и насыщенным ароматом фимиама.