Он почти достал губами мочку правого уха, что означало, видимо, улыбку. Затем стал и дальше развивать мысль, как сделать, чтобы в клубе всегда была жизнерадостная атмосфера. Но Лорс ничего не слышал, а виновато пересматривал свою прошлую клубную жизнь. Не слишком ли много он смеялся? А может быть, мало? Какое-то несоответствие в прошлом имелось, это ясно.
Тлин опять вернулся к наглядной агитации (это был, видно, его конек), и Лорс покаянно вспомнил, что самолично снял замызганный плакат «Культуру — в массы».
— Значит, так, — сказал Тлин. — На все стены — лозунги, плакаты, фотостенды. Диаграммы. Культтаблички о правилах поведения.
Лорс попробовал было усомниться: нужно ли столько? И сразу понял, что отныне ни в чем сомневаться не придется: Тлин говорил непререкаемо. Это Лорсу совсем не понравилось.
«А я, наверное, не понравился новому начальнику», — подумал Лорс.
Прозвенел звонок.
…Гладко прошел сегодняшний доклад председателя райисполкома, гладко шли прения, пока не взял слово — Лорс не поверил своим глазам! — Иван Матвеевич, бригадир. «Член пленума райкома», — объявил председательствующий.
Начал старик весьма странно, заставив недоуменно нахмуриться президиум:
— Встаньте, товарищи. Прошу вас, встаньте!
Участники пленума, смущенно переглядываясь и посмеиваясь, встали.
— А теперь прошу сесть.
Зал сел. Когда утих невообразимый скрип и грохот видавших виды, полусломанных, расшатанных клубных скамеек, Иван Матвеевич продолжил, постукав по крышке часов:
— А мне потом президиум продлит регламент? Я ведь полторы минуты потерял не по своей вине: не мог продолжать, пока держали жалобную речь… скамейки нашего главного районного очага культуры.
Зал ответил веселыми аплодисментами.
— Ну, скамейки тут хоть такие есть. А печей не вижу и думаю: какая же тут у ребят система отопления? А наверное, такая система: на дворе тепло — и в клубе тепло; на дворе стужа — и в клубе не хуже. (Смех в зале.) Еще есть у меня имущественный вопрос к председателю райисполкома. Уважаемый Магомет Хасанович, за чьей ты скатертью в президиуме сидишь? Твоя это скатерть! С твоего персонального председательского стола ее сюда принесли, с того вот, что у тебя в кабинете сбоку стоит, — стол для заседаний. Я же ее знаю, эту скатерть, заседал за ней. С чьей ты трибуны доклад делал? Из райкома трибуна. Портреты, по-моему, тоже оттуда. Даже портьеры вот эти у клуба не свои, не видел я тут таких. Словом, выходит, мы пришли сюда со своим приданым. После принятия резолюции об улучшении и повышении унесем с собой свое приданое? Или кое-чего из того, что сумеют списать наши завхозы, оставим в знак нашей общей жизни и союза с клубом?
Опять аплодисменты, смех.
— А последнее — про одеколон. Я люблю розы, вот и вся моя стариковская отсталая культура. Но что это за культура? Опять же от земли — к земле. А вот пульверизатор — это шикмадера, как у нас один в деревне выражается. Я и попробовал у себя как-то культурному гостю из района пыль одеколонную в глаза пульверизатором пустить. Да попал впросак.
Лорс — он стоял в дверях, ведущих из фойе в зал, — отпрянул за портьеру. Неужели старик в таком зале начнет склонять его, Лорса?!
— Так то ведь я, обыкновенный бригадир! — продолжал Иван Матвеевич. — С меня какой спрос по части культуры? А как же мы вот здесь, при таком собрании, пыль пускаем друг другу в глаза! Я же вам сказал: розы развожу — значит, разницу в ароматах понимаю. Вековой родной запах этому залу — керосин да махра. А в нос нам сегодня шибает «Шипр», как в парикмахерской. Давайте же, товарищи, сделаем, чтобы у нас культура имела свой аромат. Настоящий. Нелиповый.
Захлопал в ладоши и первый секретарь райкома Николай Иванович, и другие сидевшие в президиуме. Смущенно, но от души смеялась пунцовая Марина Васильевна.
Эля помянула как-то в одном из писем Лорсу, что в Предгорном живет ее родственник. «Кто же это? — гадал Лорс. — Может быть, он каждый вечер бывает в клубе на танцах?»
«Значит, у тебя есть повод хоть на день приехать сюда, — писал Лорс Эле ночью после пленума. — Ты увидишь не жалкий, ободранный клубик, а настоящий Дворец бракосочетания, благоухающий «Шипром».
Лорс подробно писал Эле о своей поездке в колхоз, о том, как удивительны переплетения человеческих дорог. Ведь случайное знакомство с замечательным стариком бригадиром обернулось таким неожиданным богатством для Дома культуры: все, что сволокли сюда на пленум, остается клубу.