— Просто не вдумались! А потом мы спохватились.
Лорс свел Зинаиду Арсеньевну с тремя пенсионерами и усадил их в шестигранном мезонине Дома культуры.
— Тут вам будет спокойно. У дверей — дежурный, чтоб вам не мешали. Только давайте, товарищи, пока нашу чудесную затею держать в строжайшем секрете. А то, знаете, нахлынут желающие. Кто спросит, можно говорить, что у вас здесь секция нумизматов.
— Забавно! Немножко все это стьянно, голубчик… Но в ваших словах я всегда нахожу йезоны.
Постоянным дежурным Лорс самолично приставил Дидига. Этот высокий, страшно худой и сутулый юноша в очках, моторист с колхозного консервного заводика, был странным существом. Он приходил в Дом культуры с ворохом книг под мышкой, покупал билет, садился где попало и немедленно начинал читать.
Его могли толкать, ему на колени клали вещи, словно на табурет, но он не поднимал головы от книги. Никогда не танцевал. Если шел концерт или спектакль, он переходил в пустое фойе или садился среди самой толчеи в репетиционной и открывал книгу.
Однажды он пришел в зал как раз в перерыве между двумя танцами. Все скамейки были заняты, нигде возле стены не приткнешься. Дидиг, с ходу открыв книгу, потащился со стулом в самый центр зала и погрузился в обстоятельное чтение.
У Вадуда он вначале вызывал нестихающий зуд беспокойства: «Ты что, бездомный? Тебе дома не разрешают читать? Зачем ты тратишь по двадцать копеек, чтобы сидеть на танцах как истукан? А ты, случайно, не больной, Дидиг?» Подобными наводящими вопросами Вадуд вначале пытался из вечера в вечер разгадать загадку.
Дидиг удостоил Вадуда однажды взглядом, поправил очки, ткнув пальцем себе в переносицу, и сказал терпеливо:
— Ты слышал вейнахскую поговорку: «Достоинство людей в том, что их много»? Я люблю только читать. Но все время чувствовать при этом, что на земле много людей. Видеть мне их не обязательно. В особенности тебя. Я просто должен слышать голоса, шум, музыку. А теперь отстань.
— Может, все-таки в шашки сыграешь? Или в срезалочки? Или в бег в мешках?
Дидиг посмотрел на Вадуда с глубокой жалостью и уткнулся в книгу…
— Он странный какой-то, — доложил Вадуд Лорсу после знакомства с Дидигом. — С ним надо поосторожнее! Жизнь один раз его так разбудит, что он на нее как голодный кинется. Вот увидите, он тогда из всех самый шальной станет и что-нибудь натворит!
Вот этот Дидиг и стал дежурить на лестничной площадке мезонина, обещав посторонних не впускать и ни о чем не болтать. Он лишь осведомился подозрительно у Лорса насчет старичков:
— Они не будут ко мне приставать, как этот ваш ненормальный массовик?
Вскоре Лорс будто мимоходом спросил у Зинаиды Арсеньевны, не могла ли она прочесть небольшую лекцию для женщин в швейном кружке.
— Нет-нет-нет, увольте!
«Неблагодарная старуха, — расстроился Лорс. — Завтра же прикрою колхозное Монте-Карло!»
— Вы так заботливы, голубчик, совестно и отказать вам. Знаете что, лекции для этих ваших швей отлично пьечитает Осоковская, молодой вьяч. Я ее обяжу. Да и обязывать, пожалуй, не надо: она неявнодушна к вашему художественному заместителю Володе и сделает для клуба все. Сумеет женщинам и о гигиене быта поведать, и о болезнях. А мне моя медицина и на йяботе пьиедается.
— Я хотел вас не о медицине просить! Поговорили бы с женщинами о кулинарии, о культуре поведения… Я и сам не пойму, чего они хотят!
— Так это совсем дьюгое дело! Об этом я с удовольствием побеседую. Там и колхозницы есть? И гойянки? Ну вот, я им поведаю свое, а они мне — о местной кухне, о местных обычаях.
…Зинаида Арсеньевна неожиданно увлеклась своей новой ролью. Через неделю Лорс встретил ее на улице далеко в стороне от клуба и удивился, припомнив, что сегодня должна быть ее очередная встреча с женщинами. Но оказалось, что она шла домой к Дарье Петровне. Там просторно, чудная печь, и сегодня там у женщин нечто вроде практикума по кулинарии, а то одни только разговоры бесплодны и скучны.
— И помещение у вас скучное, голубчик!
Зинаида Арсеньевна уверяла, что в обстановке школьного класса трудно беседовать о домашних делах, а о культуре поведения разговор и совсем не завязался: он требует некоторого уюта.
«Откуда я ей уют возьму? Заваливает культмероприятие! — огорчился Лорс и вдруг вспомнил: — Самовар! Он занимает полкладовки, только мешает авиамоделисту Гошке и его приятелям. Я выделю этому великосветскому обществу вечера в новой репетиционной. Поставлю там самовар. Куплю на полтинник хлеба, Вадуд заставит пекарей насушить из него сухарей. И пусть себе устраивают уют».