…Лорс ездил и ходил по горам. Склоны были украшены разноцветными, по-осеннему поблекшими коврами лугов.
— Это что! — говорил Амади. — Летом я лег на траву, раскинул руки-ноги. Посчитал, сколько же разных цветов в таком кружочке. Одиннадцать! Ромашки, колокольчики, гвоздика, девясилы… Остальные не знаю.
В сырых балках трава скрывала всадника с головой.
С высокого перевала Лорс как-то увидел плывущий вдали корабль. Светились бортовые огни белоснежного многопалубного лайнера. «Дом отдыха», — вспомнил Лорс; на дальнем лесистом склоне расположен курорт, и казалось, что его главный четырехэтажный корпус плывет.
А на самом деле это двигались темные облака. Они скоро закрыли тот склон, и видение скрылось. Корабль уплыл.
Вся прошлая жизнь Лорса тоже куда-то уплыла, будто ее и не было. На что он потратил длинные месяцы своей жизни? Не были ли все его клубные страсти и переживания подменой чего-то настоящего?
Утром Лорс увидел на высоком утесе застывшего в раздумье тура. Любопытно бы знать, как этот горный барашек относится к газете или к проблемам культуры? Наверное, точно с таким же интересом, как Шарпуддин, молодой и лениво-сонный помощник чабана?
— Чего ты не стрижешься? — спросил его Лорс. — Бываешь ведь в селе.
— Его называют «чабанский хиппи», — засмеялся Амади.
— Кто? — не понял чабан, но на всякий случай дал мальчику подзатыльник. — Пусть волосы растут. Парикмахеру я должен заплатить за свою башку больше, чем мне платят за стрижку одного барана. Культура не для нас.
Да, она, эта самая культура, была, видимо, как вода в оросительной сети. Чем дальше от магистрального канала, тем меньше и всё уже канавки. И если нет нужного напора в главном канале, то в дальнем отростке этой сети не хватает воды даже для одной травинки.
А здесь, в глухих чабанских горах, где люди живут месяцами, наверное, нет даже росточка.
Зинаида Арсеньевна толкует сегодня колхозницам о светских манерах, а здесь, на расстоянии всего одной ночи верховой езды, зарастает волосами до пят Шарпуддин.
— Есть тут у нас одна чудачка, — зевнул Шарпуддин, почесывая свои лохмы. — Денег ей не платят, а она с клубом возится. Мы ее Комиссаром зовем. А иногда и Комендантом.
Малыш Амади повел Лорса в соседнюю котловину, к Комиссару. Звали ее Макка. Маленькая, добрая и хлопотливая женщина лет тридцати, в небогатом наряде, жена чабана.
— Вот наш клуб, — завела она гостя в низенькое глинобитное строение. — Тут раньше был склад при чьей-то частной кошаре. А теперь видишь как стало!
В первой комнатке, величиной с вагонное купе, неструганый стол на ножках-крестовинах. Он покрыт выцветшим кумачом, прожженным чабанскими самокрутками. Замусоленные журналы и подшивки.
«Ради чего же могут сюда тащиться чабаны по крутым склонам?» — дивился Лорс.
— Пойдем в зал, — позвала Макка во вторую комнату, чуть больше этой.
Стеллажи с книгами. Как в настоящей библиотеке, разложены они по разделам. Картотека читателей. Некоторые карточки с двумя, а то и тремя вкладышами. На стене фотостенды, портреты лучших чабанов.
— А кто тебя сюда назначил? — спросил Лорс.
— Сама. Пастбище новое, его только осваивают. Хозяев много — колхозы из разных районов. Все кивали друг на друга, кто должен строить клуб, кто даст ставку избача. Все это будет, но зачем ждать? Я оштукатурила этот сарай, начала выпрашивать книги в колхозах. Фотоаппарат мне колхоз купил, сама снимать научилась. Чабаны любят, когда их портреты на стене! На гармошке учусь играть. Молодая была — не умела, теперь достала самоучитель. Чабаны имеют транзисторы, но говорят: давай живую музыку.
«Диезы, бемоли… Узнаю родную душу! — умилился Лорс. — Еще одна сумасшедшая на ниве культпросветработы…»
— А почему тебя Комиссаром чабаны зовут? — спросил Макку Лорс.
— Я им газеты читаю вечерами и ругаю, если что не так они делают, — ну, напьется кто-нибудь или ходит грязный и глупый, как Шарпуддин… Ты не можешь вечером лекцию прочесть? Живой человек лучше, чем газета.
Все хотят живого человека!
— Тебя еще и Комендантом называют? — вспомнил Лорс.
— Я добилась, чтобы весы привезли, с тех пор и прозвали. Скот взвешивать. А то чабаны все лето не знали, какие привесы, кто впереди, сколько заработают. Уполномоченный приезжал, говорит бригадиру: где соревнование? Где боевой листок? Кто передовики? Я прямо сказала в глаза уполномоченному: «Не будет тебе ни соревнования, ни листка, ни передовиков, пока не привезешь весы и не поставишь вот здесь у моего порога!» И вот я теперь хозяйка весов. Комендант!