– Привет, сосед, – сказал Круглов, ехидно улыбаясь. – Не заглянешь на минутку? Дело есть.
– Привет, – ответил Лёвкин. – Нет. Я того… Занят, в общем.
– Да подождёт твой мусор! – воскликнул Круглов. – Я тебя знаешь зачем зову? Хочу провести эксперимент. Большого научного значения, между прочим. А ты – ведро.
Лёвкин поморщился и обошёл Круглова стороной.
– Я не дурак, – сказал он. – Я ещё с прошлого раза того… Хромаю.
– Что доказывает, – возразил Круглов, – что испанский сапожок оказался совершенно работоспособным.
– Почему ты сам на себе не ставишь свои эти… эксперименты? – пробормотал Лёвкин, спускаясь вниз.
– Да что я, совсем сдурел так рисковать? – удивился Круглов. – А если наука меня потеряет?
Лёвкин нахмурился и молча пошёл вниз. Кроме случая с гвоздями в сапоге, он помнил ещё ракетный ранец из утюга и пылесоса, который стоил ему обожжённых бровей и выбитого зуба, а также прибор для гастроскопии, который взорвался, слава Богу, в руках у Круглова ещё до того, как тот заставил Лёвкина его проглотить.
– Хорошо бы потеряла, – тихо произнёс Лёвкин и перешёл к следующему пролёту.
Однако Круглов следовал за ним.
– Да ты не понимаешь, дурья башка, что я тебе предлагаю, – говорил он. – Вот ты в курсе, что всем нашим телом управляет мозг?
Лёвкин спускался молча.
– И старением нашим, видимо, тоже, – продолжал Круглов. – То есть ток, который мозг пропускает через наше тело – источник старения. Я тут произвёл замеры, покумекал немного, и всё!
– Что – всё? – буркнул Лёвкин.
– Я могу тебя омолодить, – сказал Круглов. – По моим расчётам, лет на десять–пятнадцать. Больше опасно. Принцип простой – через мозг пропускается ток в обратном направлении. Чем больше сила тока, тем сильнее эффект.
– Ты бы на крысах лучше сначала, – сказал Лёвкин, хотя шаг его, и без того неспешный, слегка замедлился. – Вон их сколько в подвале.
– Правильно мыслишь! – восхитился Круглов. – Так я и сделал. Переборщил только. Крыса потеряла все седые волосы. Собственно, всю шерсть потеряла. Но у неё масса слишком маленькая. А ты, как мне кажется, потяжелее будешь.
Лёвкин остановился, раздумывая.
– Ты только представь, – сказал Круглов. – Ты возвращаешься домой, а тебе сорок. Или даже, может быть, тридцать пять. И мусор я за тебя выкину. Давай попробуем, а?
– Ладно, – сказал Лёвкин. – Но если опять того… То я тогда тебя….
И они пошли наверх вместе с полным пищевых отходов ведром, распространяющим вокруг себя непередаваемый аромат.
Круглов пропустил Лёвкина в свою квартиру и, размахивая руками, продолжал рассказывать.
– Крыса – это ведь что? Глупое животное, она ни черта ни в чём не понимает. А ты – интеллект! Что тебе эти двадцать ампер?
Лёвкин прошёл вместе с Кругловым на кухню, по дороге рассматривая причудливые изобретения, захламляющие квартиру. Здесь можно было разглядеть недостроенного робота с трёхлитровой стеклянной банкой вместо головы, вечный двигатель из десятка настольных калькуляторов, соединённых в кольцо велосипедными спицами, болотный вездеход из бензопилы и четырёх вёсел с галошами на концах, а также и новоявленный омолодитель, который стоял прямо посреди кухни, поражая воображение своими размерами.
В нём можно было угадать части строительного компрессора, старый кинескоп, несколько вольтметров и дизель-генератор. Всё это было связано верёвками, опутано проводами, несколько из которых шли к самой главной части конструкции, её, так сказать…
– Вот, – сказал Круглов. – Это и есть краеугольный камень моего изобретения. Его становой хребет, базис, первооснова. Самая суть.
– Это кастрюля, – сказал Лёвкин.
И правда, это была кастрюля. Эмалированная, жёлтая, с синими цветочками на боку. Продырявленная в нескольких местах, она ощетинилась продетыми сквозь неё железными арматуринами, к которым крепились толстые провода.
– Не просто кастрюля, – сказал Круглов. – Датчики внутри будут отслеживать твоё состояние и степень омоложения. А я, глядя на показатели приборов, смогу регулировать всё через пульт. Ты не смотри, что тут вилки вместо рычажков, всё вполне работоспособно. Садись.
– А чем воняет у тебя, не пойму? – спросил Лёвкин, усаживаясь на приготовленную табуретку. – Горело что-то.
– Да крыса, я же говорю, – ответил Круглов, подняв кастрюлю и надев её на голову Лёвкина.
Стало темновато и немного страшно. Что-то резиновое присосалось к волосам. Волосы шевелились, а кожу покалывало слабыми разрядами тока.
Круглов сунул что-то Лёвкину в руку. Толстый свинцовый цилиндр.