Я понял, что это смерть. Я всегда знал, что люди умирают, но никогда не примерял это на себя, должно быть, потому, что мне было всего четырнадцать лет. И вот я висел в пространстве, охваченный жарким потоком воздуха, и знал, что лететь до земли пару секунд, за которыми уже ничего не будет.
Меня перекувырнуло, и я в одно мгновение увидел и расстилающийся впереди город, и сложенные далеко внизу крошечные бетонные плиты, и уплывающее ввысь окно, из которого я только что выпал. И закрыл глаза.
Прошла секунда, другая. Воздух всё так же ласкал меня, теребя рубашку и волосы, я всё так же не чувствовал под собой твёрдой поверхности, и всё так же ждал смерти, которая по моим расчётам уже должна была наступить.
Открыв глаза, я понял, что вишу, слегка покачиваясь, прямо в воздухе, где-то в районе седьмого этажа, и абсолютно не собираюсь никуда падать. Ощущение было такое же, как во время полёта во сне, и я не испытал ни малейшей трудности усилием воли слегка подняться, развернуться и тем самым убедиться в том, что я действительно лечу. Не просто лечу, но и могу этим управлять.
Сердце моё забилось так часто, что я испугался – а вдруг оно лопнет. Я осторожно двинулся по воздуху в сторону здания, залетел в окно и опустился на пол. Чуть постоял, приходя в себя. Обернулся, ещё раз ужаснувшись открывающейся внизу глубине. И пошёл по лестнице наверх.
Там, на девятом этаже, стоял хмурый Захар без очков, со слегка опалёнными бровями и порванной рубашкой. Перед ним, распростёртый на бетонной плите, лежал Колян.
– Ты… цел? – спросил я.
– Почти, – ответил Захар. – А вот с ним беда.
Письменный был жив. Он лежал, подтянув к груди руки, и мелко трясся. Из носа обильно текла кровь, а изо рта – белёсая пена.
– Помоги, – попросил Захар.
Мы cхватили Письменного и посадили на ведро. Тот обвис на наших руках, как куль с мукой, и попытался свалиться. Подхватили.
– Ты меня слышишь? – спросил Захар.
Колян смотрел в никуда, пуская пузыри приоткрытым ртом.
– Тащить надо, – сказал Захар, поднимая Коляна на ноги.
– Ты очки забыл, – я поднял с пола пыльные очки с треснувшей линзой.
– Брось их, – ответил Захар.
Я машинально сунул очки в карман рубашки, и мы потащили.
В общем-то, Колян шёл сам, как робот, переставляя ноги, но всё время норовил завалиться на бок. Минут за двадцать преодолев лестницу, мы повлекли его в сторону забора.
– Ты-то сам как выжил? – спросил Захар. – Тебя же в окно выбросило.
– Повезло, – ответил я. – За арматурину схватился.
По хмурому взгляду Захара было видно, что он не поверил, но вопросов больше не было.
– Нам вообще повезло, – сказал Захар. – Могло полгорода сбежаться.
Передвигаясь вдоль заборов, от дерева к дереву, чтобы не привлекать внимания, мы доволокли Коляна до его подъезда, благо жил он неподалёку.
Подняли на этаж. Захар позвонил в дверь.
– А теперь смываемся, – сказал он.
Я оторопело бросился по лестнице за ним.
Он быстро шёл по улице прочь, а я семенил рядом, как собачонка, перепуганный и растерянный.
– Ничего не было, мы ничего не знаем, – произнёс он уверенно. – Понял?
– Понял.
– Всё. Иди.
И я поплёлся домой, где, на моё счастье, не оказалось матери, и я успел к её приходу умыться, бросить в стирку штаны и немного успокоиться.
Колян с тех пор в нашей школе не появлялся, и я ничего о нём не слышал. Захар перестал подходить ко мне со своими фокусами. А всё остальное осталось, как и раньше, разве что я стал теперь уже абсолютно одиноким и ещё сильнее замкнулся в себе.
4
Итак, я умел летать. Казалось бы, это открытие должно было перевернуть всю мою жизнь. Мне нужно было, наверно, объявить о своём таланте миру и стать объектом исследований и телевизионных интервью. Ещё я мог бы выступать в цирке. Или стал бы патрулировать город по ночам, отлавливая преступников, как какой-нибудь супергерой.
Ничего этого не произошло. Потому что я по-прежнему боялся людей, и ещё больше боялся, что кто-то о моей необычности узнает. Полёт стал моей тайной, которая придавала мне уверенности и внутренних сил, но не приносила абсолютно ничего материального.
Я пару раз попробовал ночью слететь вниз с балкона – получилось. Когда никого не было, я мог вдоволь налетаться по комнате. Пару раз я «помог» себе, сдавая нормативы по прыжкам в высоту на физкультуре. Этим дело и ограничивалось.
Я пошёл в ПТУ, после которого меня сразу забрали в армию. Побыв молчаливым объектом для битья, я немного окреп и стал способен дать сдачи. В свою очередь поиздевавшись над молодняком, поднял своё самомнение. Полёты мне не очень-то были и нужны.