Пахотнюк взял бутылку и свернул с неё пробку.
– Сейчас я стаканчики принесу…
– Да не суетись, Светлан, я так… – Пахотнюк опрокинул бутылку горлышком в рот и сделал несколько глотков. Затем опустил её, занюхал рукавом и слегка охрипшим голосом произнес: – Хорошая у тебя лавчонка. На, допивай, – и он сунул бутылку Рябинкину, который, крякнув и последовав за выходящим Главой, на ходу приложился к горлышку.
Процессия двинулась дальше. Объехав вокруг Серебрянки, повозки направились к ещё одному району, удаленному от центра – Ровнецо.
– Слышь, Рябинкин, – обратился Глава к старику, допивающему остатки водки. – Ты мне можешь объяснить, почему здесь всё время так воняет?
– Ну, так это известно почему, – Рябинкин наморщил лоб, – коровы гадят.
– А чего бы их не зарезать? – спросил Пахотнюк. – И запах лучше, и закуски воз.
– Сделаем, Егор Тимофеич, – мотнул старик головой. – Вы только мне напомните утречком.
– Эх, мне бы кто напомнил… – мечтательно произнёс Пахотнюк. – А это ещё что? Эй! Стой.
– Тпру…– Михеич резко остановил лошадей и свалился-таки с козел на капот.
– Вот дурень-то, – Пахотнюку, видимо, уже надоело отчитывать Михеича, и он, ничего боле не сказав, вышел и зашагал к забору. Выкатившись из машины, за ним, покрякивая, засеменил Рябинкин.
Пахотнюк распахнул ворота и, нахмурясь, уставился на то, как две собаки с рычанием пытаются отнять друг у друга человеческую руку.
Из кирпичной будки на огороженной территории появился высокий худой человек в кожаном фартуке.
– Шарики, не деритесь, я ещё сейчас принесу, – внезапно заметив Пахотнюка, человек побледнел и опустил взгляд.
– Чем занимаешься, Карл? – поинтересовался Глава, насупив брови.
– Собак кормлю, – ответил Карл, вытирая руки о рубаху. – Худые совсем собаки, на шашлык хочу продать.
– А чем кормишь?
– Да тут мужиков привозили бесхозных, куда их ещё девать? Протухнут зря, да и всё.
– Хороший ты человек, Карл, – сказал Пахотнюк, развернулся и зашагал к выходу. – И собачки хорошие, – добавил он уже тихо.
Выйдя за ворота, Пахотнюк не пошёл к машине, а повернул направо и зашагал вдоль дороги пешком. Лицо его, вначале бледное, всё больше и больше краснело. Остальные пассажиры повозки присоединились к нему, всем видом изображая замешательство. Пахотнюк быстрой походкой двигался к своей цели, которую он видел, а другие, кажется, нет. Наконец он остановился около какой-то бумажки, лежащей в траве, ткнул в неё пальцем, весь красный от злости, и спросил:
– Что сие значит?
– Бумажка, – весело отозвался Рябинкин. – Рецепт, что ли, какой…
– Это мусор. На территории лечебницы за мусор кто отвечает?
– Так-ить понятно хто, начальник лечебницы.
– Ну, ща я ему устрою… – Пахотнюк достал из кармана огромный мобильный телефон, покрутил ручку и прокричал в микрофон: – Барышня! Барышня! Соедините меня с лечебницей. Как – кто говорит? Я говорю!! – Он закрыл трубку рукой и, обращаясь к остальным, прошипел: – Чёрт знает что, – после чего продолжил в трубку: – С начальником соедините. Что? Что значит – занят? А я тут просто так, что ли, прохлаждаюсь? Ну, скажите тогда ему, что завтра рано утром я его жду у себя в кабинете. И пущай готовится мне ответ держать по всей строгости!
Он убрал телефон и с красной рожей зашагал к машине, выкрикивая:
– Совсем распоясались! Видите ли, он больного режет…
– Безобразие, – поддакнул Рябинкин, бросая в кусты окончательно опустошённую бутылку.
– Куда теперича поедем?– спросил Михеич, уже успевший забраться на козлы.
– В клуб. А то ещё начнут банкет без нас, я их знаю…
– А в Вертлявку не надо? – уточнил Рябинкин. – Там, говорят, какую-то новую лавку открыли…
– Не поедем, – сказал Пахотнюк, усаживаясь на место. – А то этот наш кучер опять с моста, не ровен час, загремит.
– Помилуйте, барин, это и было-то всего раз, – возмущённо возразил Михеич.
– Зато я надолго запомнил. Всё, трогай!
– Тпру! – раздалось снова, и джип пополз прочь от забора морга, где мрачный Карл Мюллер что-то жевал, прислонившись к прутьям ворот, и запивал водкой из жестяной фляжки.
IV
Уж на что-что, а на пиршества власть Поселения денег никогда не жалела. Иметь на банкете плохой выбор закусок или недостаточное количество выпивки считалось не только неприличным, но даже, можно сказать, преступным. Сейчас же, ко всему прочему, год был предвыборный, из чего проистекала необходимость чем-то произвести на народ впечатление. Не зря на банкет были приглашены представители народа – лучшие доярки, учителя, трактористы. Присутствовали и те, кто в Поселении считался интеллигенцией – журналисты местной многотиражки, солисты самодеятельности и киномеханик Филимон. Само собой, не были забыты и люди, от которых зависела жизнь района – чиновники, землевладельцы, промышленники, высокие военные и полицейские чины. Также присутствовали те самые нарядные девицы и парни, которые приветствовали Главу во время следования кортежа по городу – бесплатная выпивка была неплохой компенсацией за трёхчасовое стояние вдоль дороги в дурацком наряде без возможности поесть или сходить по нужде.