Егор Тимофеевич залпом опрокинул в себя рюмку, крякнул, занюхал рукавом, и тут же грузно опустился на место, засунув в рот несколько перьев зелёного лука, подвернувшихся под руку.
Рябинкин, сидевший непосредственно слева от Главы, незамедлительно наклонился к уху Пахотнюка и зашептал:
– Это вы, Егор Тимофеич, в каком же смысле про преемственность сказали? Али на покой собираетесь?
– Да рановато на покой-то, – неожиданно громко ответил Пахотнюк. – Просто слово красивое, заковыристое такое – преемственность.
– А, ну тогда ладно, – успокоился Рябинкин. – А то у меня уж сердце ёкнуло – думаю, не дай Бог бросит нас Егор Тимофеевич.
– Куда я без вас? – спросил Пахотнюк. – Наливай.
В этот момент в правой стороне стола зашумели, и со своего места встал худощавый человек в затемненных очках и строгом черном костюме.
– Разрешите и мне произнести небольшой спич, – заговорил он тонким скрипучим голосом. – О состоянии культуры в нашем, мягко говоря, регионе.
– Говори, Иван Опанасович, коли начал, – ответствовал Пахотнюк.
– Благодарю, – кивнул Щербатов, председатель комитета по культуре. – Земля наша богата истинными бриллиантами учёности и даже кое-где образованности. Многое произошло в культурной жизни города за истекший период. Взять, хоть, к примеру, науку. Уважаемый наш местный гений, господин Фомин, издал в этом году ряд трактатов, поражающих глубиной реформизма и приоткрывающих новую сторону известных всем истин. Так, в одном из них господин Фомин при помощи только циркуля и линейки убедительно и неопровержимо доказал, что великие русские писатели Чехов и Пушкин – одно и то же лицо. Советую всем ознакомиться. Вещь душераздирающая. Реставраторы тоже порадовали. Извлекли из запасников краеведческого музея то, что раньше считалось бюстом Владимира Ильича Ленина. Поскребли, почистили, обнаружили крылья и, пардон, рожки. Так что выяснилось, что это скульптура в полный рост, и выставляется она теперь под её исконным именем – «Люцифер». Если, опять же, говорить о скульптуре, то друг нашего города, известнейший в своём роде художник Роман Чешуян, подарил нам три новых изваяния, установленных недавно в городском парке. Есть, конечно, и то, что нас не может не огорчать. На прошедшем в мае месяце конкурсе художественной самодеятельности юная певица из нашего города, Юлия Синяк, замечательно исполнила песню «Осоловели рощи», и по праву должна была занять как минимум первое место, но в финале перепутала слова и от волнения свалилась в оркестровую яму. Я хотел бы пожелать Юлии скорейшего выздоровления и предложить тост за расширение культурных горизонтов нашего уезда.
Ответом на речь послужили жиденькие аплодисменты, бульки и хруст огурцов.
К правому уху главы наклонилась его супруга, Серафима Сигизмундовна, дородная морщинистая дама в розовом платье с рюшами.
– А ты слыхал, почему Егубиной-то на банкете нет? Говорят, у неё после гриппа осложнение на жопу. Она теперь может только на животе лежать, и то с трудом.
Пахотнюк поморщился и принялся грызть куриную ножку.
С левой стороны от Пахотнюка, возле огромной миски с «Оливье», поднялся бледный Егубин с рюмкой водки в руке.
– Раз уж про культуру-с сказали, то и я-с со своей стороны должен заметить, что не культурой единой мы тут процветаем-с. В первую очередь хочу заметить, что бюджетные средства целиком и полностью освоены-с. Практически готов к сдаче многоквартирный комфортабельный дом «Надежда»…
– Постой, Фрол Гвидоныч, – встрепенулся Пахотнюк. – Что такое «практически»? Ты ж говорил – готов?
– Да ерунда-с, – ответил Егубин. – Трещинку дал. Плёвое дело-с, только замажем, да и сдадим. Дом оборудован подъёмным устройством типа «лифт», горячим водоснабжением, а к концу года, даст Бог, и газ подведём, и даже, может быть, канализацию.
– Откуда же трещина? – не унимался Пахотнюк. – Опять с раствором чего наэкономили?
– Никак нет-с, грунт поплыл. Место-то дрянь, песочек всё больше, вот и повело. Да не волнуйтесь, Егор Тимофеевич, всё уладим-с. Ещё из хорошего – закончен первый этап строительства железнодорожного вокзала. Старое здание снесено, площадка расчищена, ждём финансирования.