Пенсионер уездного значения Бесдуев забил своей клюкой насмерть пятерых девушек, которые лежали обнажёнными в детской песочнице, и тут же был сбит пьяным велосипедистом, на теле которого при позднейшем разбирательстве также обнаружили следы звериных когтей.
Белку продолжали видеть в разных частях города, но поймать так и не смогли, поскольку перемещалась она удивительно быстро, не оставляла следов и порой исчезала самым невероятным образом.
Новости обо всех этих событиях в той или иной форме достигали ушей Главы, и он становился с каждым днём всё мрачнее. Егубин по его просьбе где-то раздобыл за бешеные деньги несколько литров бензина, и Пахотнюк, призвав к себе в напарники Твердищева, принялся на джипе объезжать улицы, дабы убедиться в том, что полицейские несут службу как полагается. Пьяный как всегда Михеич справлялся с ролью безлошадного водителя не очень уверенно, по дороге задавив-таки двух гусей и одного квартального, но Пахотнюк ему даже слова не сказал. Зато Твердищеву досталось.
– Ты вот просвети меня, Семен Зиновьевич, – обратился он к подполковнику, сидящему сзади, – какой прок от твоих хлопцев? Один – смотри-ка – со стенкой целуется, другой на дороге валялся, пока мы его не переехали.
– Зря вы так, Егор Тимофеевич, – обиделся Твердищев. – Мои хлопцы дело знают. Вон в кутузку сколько народу натаскали, только разбирайся, кого за дело, а кого просто так. Раскрываемость повышаем.
– Да на хера мне твоя раскрываемость?! – заорал, не выдержав, Пахотнюк. – Ты мне Белку излови! Значит, так – сегодня же собирай всех полицейских, и прочёсывайте лес. И чтобы к утру были мне хорошие новости. Если не сделаешь – станешь заикой. Причём досрочно!
Твердищев хотел что-то возразить, но поперхнулся и покраснел. После некоторого молчания пробормотал:
– Устали хлопцы-то. Столько дней дежурят почти круглосуточно.
– Ладно, – сказал Пахотнюк. – Выдай им ящик хорошей водки. Второй получит тот, кто Белку поймает. Я не жадный.
На последних словах голос Пахотнюка дрогнул, поскольку он увидел за стеклом машины такое, от чего волосы его встали дыбом.
– Михеич! – крикнул он. – А ну быстро тормози!
Михеич с перепугу газанул, тут же затормозил, не выжав сцепление, и где-то под днищем жалобно затрещал обиженный металл.
Глава вырвался из джипа и побежал в сторону нетвёрдо стоящей на ногах влюбленной парочки. Вид у них был вызывающий – Домкрат стоял по пояс голый, из обоих карманов штанов торчали бутылки. На белом Галином платье снизу оторвались оборки, шнуровка на спине разошлась, а из-под чепца самым бесстыжим образом выбились жёлтые локоны. Эти двое целовались у всех на виду – пьяные и абсолютно счастливые.
– Стервец! – завопил Пахотнюк, вцепившись Домкрату в плечо и пытаясь оторвать его от Гали. – Я же тебя предупреждал! Ты что себе позволяешь?
Кулак Пахотнюка просвистел мимо уха Домкрата, который каким–то чудом сумел увернуться, и скользнул по лбу Гале.
– Ой, – она словно очнулась ото сна и, пошатываясь, шагнула к отцу, попытавшись его обнять, – папенька… А мы с Домкратом сегодня ракету пускали в космос…
– Твердищев! – крикнул Пахотнюк. – А ну хватай этого и в кутузку! А ты к себе, живо! – набросился он на Галю. – Никуда у меня больше из дома не уйдёшь!
Домкрат, вырываясь из крепких лап Твердищева, кричал:
– Люблю я её! Не имеете права!
Пахотнюк приблизился и злобно посмотрел ему в глаза.
– Это мой город! И право я здесь на что угодно имею.
– А что ж тогда Белку-то не поймаете? – бросил Домкрат. – Кишка тонка?
– Не твоё дело… – прошипел Пахотнюк.
– А я её могу поймать, – сказал Домкрат. – Если изловлю – разрешите мне на Гале жениться?
– А ну убери его с глаз моих! – завопил Глава. – Твердищев, что ты с этим мозгляком возишься?
Пахотнюк выкрутил Домкрату руку, и они вдвоём затолкали его в джип.
– Куда вы его? – запричитала вдруг осознавшая реальность Галя. – За что?
– Марш домой, – буркнул Пахотнюк, закрыл за собой дверь, и машина, выписывая под руководством Михеича замысловатые траектории по брусчатке, поползла в сторону полицейского управления.
IX
Карл проснулся рано утром от холода. Будучи нетрезв, вечером забыл подкинуть в печурку дров, и она погасла. Сквозь все щели его хлипкого сарая сквозило, и стало больно глотать. Карл опустил босые ноги на земляной пол, чихнул и потянулся за фляжкой. Она оказалась пуста. Карл, приоткрыв краник самовара, нацедил во фляжку граммов 100 самогона, отпил немного. Встал, обулся, натянул поверх рубахи кожаный фартук. Хлебнул ещё, прихватил из угла топор. Вышел на порог.