Вадим Шершеневич
ЛОШАДЬ КАК ЛОШАДЬ
Третья книга лирики
ПРИНЦИП БАСНИ
А. Кусикову
Закат запыхался. Загнанная лиса.Луна выплывала воблою вяленой.А у подъезда стоял рысак.Лошадь как лошадь. Две белых подпалины.
И ноги уткнуты в стаканы копыт.Губкою впитывало воздух ухо.Вдруг стали глаза по-человечьи глупыИ на землю заплюхало глухо.
И чу! Воробьев канители полетЧириканьем в воздухе машется.И клювами роют теплый помет,Чтоб зернышки выбрать из кашицы.
И старый угрюмо учил молодежь:-Эх! Пошла нынче пища не та еще!А рысак равнодушно глядел на галдеж,Над кругляшками вырастающий.
Эй, люди! Двуногие воробьи,Что несутся с чириканьем, с плачами,Чтоб порыться в моих строках о любви.Как глядеть мне на вас по-иначему?!
Я стою у подъезда придущих веков,Седока жду с отчаяньем нищегоИ трубою свой хвост задираю легко,Чтоб покорно слетались на пищу вы!
Весна 1919
СЕРДЦЕ - ЧАСТУШКА МОЛИТВ
Я.Блюмкину
Другим надо славы, серебряных ложечек,Другим стоит много слез,—А мне бы только любви немножечко,Да десятка два папирос.
А мне бы только любви вот столечко,Без истерик, без клятв, без тревог,Чтоб мог как-то просто какую-то ОлечкуОбсосать с головы до ног.
И, право, не надо злополучных бессмертий,Блестяще разрешаю мировой вопрос,—Если верю во что — в шерстяные материи,Если знаю — не больше, чем знал и Христос.
И вот за душою, почти несуразноюШироколинейно и как-то в упор,Май идет краснощекий, превесело празднуяВоробьиною сплетней распертый простор.
Коль о чем я молюсь, так чтоб скромно мне в дым уйти,Не оставить сирот — ни стихов, ни детей;А умру — мое тело плечистое вымойтеВ сладкой воде фельетонных статей.
Мое имя попробуйте, в библию всуньте-ка.Жил, мол, эдакий комик святой,И всю жизнь проискал он любви бы полфунтика,Называя любовью покой.
И смешной, кто у Данта влюбленность наследовал,Весь грустящий от пят до ушей,У веселых девчонок по ночам исповедовалСвое тело за восемь рублей.
На висках у него вместо жилок — по лилии,Когда плакал - платок был в крови,Был последним в уже вымиравшей фамилииАгасферов единой любви.
Но пока я не умер, простудясь у окошечка,Все смотря: не пройдет ли по Арбату Христос,—Мне бы только любви немножечкоДа десятка два папирос.
Октябрь 1918
ПРИНЦИП КРАТКОГО ПОЛИТЕМАТИЗМА
За окошком воробьиной канителью веселойСорваны лохмотья последних снегов.За сокольниками побежали шалые селаУткнуться околицей в кольца ручьев.
И зеленою меткойТрава на грязном платке полей.Но по-прежнему хохлятся желтой наседкойОгни напыжившихся фонарей.
Слеза стекла серебрянной улиткой,За нею слизь до губ от глаз...А злобь вдевает черную ниткуВ иголку твоих колючих фраз.
Я слишком стал близок. Я шепотом лезуВтискиваясь в нужду быть немного одной,Нежные слова горячее железаПрожигают покой.
В кандалах моих ласк ты закована странно.Чуть шевелишь сердцем - они звенят.Под какой же колпак стеклянныйТы спряталась от меня?
И если отыщешь, чтоб одной быть, узнаешь,Что куда даже воздуху доступа нет,Жизнь проберется надоедно такая ж,В которой замучил тебя поэт.
Нет! Пусть ненадолго к твоему сердцу привязанК почве канатами аэростат, -Зато погляди, как отчетливо сказанТвой профиль коленопреклонением моих баллад.
Апрель 1918
КОМПОЗИЦИОННОЕ СОПОДЧИНЕНИЕ
Чтоб не слышать волчьего воя возвещающих труб,Утомившись сидеть в этих дебрях бесконечного мига,Разбивая рассудком хрупкие грезы скорлуп,Сколько раз в бессмертную смерть я прыгал.
Но крепкие руки моих добрых стиховЗа фалды жизни меня хватали... и что же?И вновь на Голгофу мучительных словУводили меня под смешки молодежи.
И опять как Христа измотавшийся взгляд,Мое сердце пытливое жаждет, икая.И у тачки событий, и рифмой звенятКапли крови на камни из сердца стекая.
Дорогая! Я не истин напевов хочу! Не стихов,Прозвучавших в веках слаще славы и лести!Только жизни! Беспечий! Густых зрачков!Да любви! И ее сумашествий!
~ 1 ~